Мы освещаем новости культуры Узбекистана: театр, кино, музыка, история, литература, просвещение и многое другое. |
|
|
14.11.2017 / 10:39:14
Впервые вечер авангардной поэзии и музыки в музее Сергея Есенина: "Человек на табуретке""Подобного творческого вечера никогда не было и не планировалось в Государственном литературном музее Сергея Есенина, — признался ведущий научный сотрудник литературного центра в узбекской столице Б.А. Голендер, открывая вечер авангардной поэзии и музыки с эпатажным названием: "Человек на табуретке". — Это впервые!" — и подкрепил своё согласие на такой творческий эксперимент тем, что Сергей Есенин в пору своих юношеских литературных поисков и проб в 1919 году подписал "Декларацию" — своеобразный литературный манифест. Подписавшиеся поэты, включая В. Шершеневича, А. Мариенгофа, В. Хлебникова, собиравшиеся в литературном кафе "Стойло Пегаса", критиковали лозунг футуристов "Слово — самоцель" и выдвигали "новый" лозунг: "Образ — самоцель". "Искусство — есть форма. Содержание — одна из частей формы" — безапелляционно заявляли они. Спустя несколько лет сформировавшийся Есенин-реалист критически отнесётся к своему раннему увлечению имажинизмом и признается в одном из своих писем в 1918 году: "Я очень много болел за эти годы, очень много изучал язык и к ужасу своему увидел, что… все мы, в том числе и я, не умеем писать стихов". Гениальный, до сих пор непонятый поэт, лидер авангардистов, Велимир Хлебников, по словам Б.А. Голендера, был другом Сергея Есенина. Они неоднократно встречались и выступали вместе. Учение Велимира о звуковой поэзии без слов помогло С. Есенину в мае 1921 года понять душу и высокий накал узбекской поэзии в Туркестане. Поэтому сегодня — завершил своё короткое вступительное слово Б.А. Голендер, — я с большим удовольствием представляю вам вечер авангардной поэзии: "Человек на табуретке"! В настоящее время многие исследователи обозначают французским словом "авангард" (avant-garde – передовой отряд) нереалистические течения в искусстве рубежа XX-XXI вв., заменяя ранее использовавшийся термин "модернизм", соответствующий эпохе Серебряного века конца XIX- начала XX вв. Отличительной особенностью современного авангардизма стало создание "новой художественной реальности" в музыке, построенной на свободе тоновых созвучий; живописи (футуризм, экспрессионизм, фовизм, кубизм и его разновидности); стихосложении (отказ даже от традиционного синтаксиса); театральном искусстве, экспериментирующем в области формы и заменившем реалистические декорации абстрактными конструкциями. Свою новую творческую платформу, заявленную в интригующем названии вечера, его идейные организаторы и участники — поэт Ашот Даниелян и его друг композитор Марат Максуди — в полном объёме раскрыли в двухчасовой музыкально-поэтической программе, скорее, напоминавшей театральное представление. Творческий дуэт никого из преимущественно молодёжной публики не оставил равнодушным. В полной тишине раздаются первые захватывающие аккорды лирической пьесы. За роялем — композитор Марат Максуди. Он играет в полтона, чтобы не заглушить голос главного героя творческой встречи — поэта, музыканта, писателя, переводчика, руководителя рок-группы "Крылья Оригами" Ашота Даниеляна. Поэт выходит к зрителям, встаёт на низкий табурет, как в далёком детстве, и открывает вечер стихотворением о тишине, громко выкрикивая в микрофон первые сакральные фразы: Тишина!.. – это тоже музыка, Тишина!.. — это тоже музыка. Иногда она даже больше Условностями обросшего Музыкального языка. Но есть ли путь осознать сполна, Будучи мыслей узником: Где закончилась тишины музыка? Где началась тишины тишина? На публику обрушиваются водопадом строфы за строфами в "состоянии душевного декаданса" их автора под переменчивый аккомпанемент рояля. Их перемежают не только музыкальные волны, вызывающие ассоциации с картинами импрессионистов. В этой мистерии участвуют философские размышления автора о назначении человека — "трансцендентальном изделии", таком же, как табурет; обрывки воспоминаний о детстве, когда приходилось по настоянию взрослых подниматься на табурет, и читать стихи, и чувствовать себя уже не уязвимым ребёнком, а королём-королевичем; а также размышления о своей идентичности – музыканта и поэта, вызвавшие особый интерес у молодой взыскательной публики, ищущей себя в мире богемы. Всё это подаётся без особой патетики и даже с чувством юмора — в стихотворной ("Вера") и прозаической речи. Ашот рассказывает о своей первой и самой важной для него музыкальной ипостаси разговорно-эпическим стилем: — Фраза "Ребята, а вы что, рокеры?" сейчас звучит анекдотично, а тогда была вполне себе в порядке вещей. Сопричастность к той или иной субкультуре означала заявление о себе как о личности экстраординарной. Думаю, на тот момент неформальные тусовки, сейшны, репетиции, полуофициальные концерты и остальная круговерть давали возможность молодежи андеграунда двухмиллионного Ташкента почувствовать себя яркими и независимыми от обстоятельств. В этом было нечто чарующе сэлинджеровское. Реалии требовали решений, а потому было просто необходимо: а) спасать рок; б) не быть как все; в) носить черную майку с портретом Кобейна… Пока ушлые ребята "лихих 90-х" пытались сколотить себе состояния, рок-музыканты выпиливали гитары из ножек столов и даже из подоконников. Я лично держал в руках бас-гитару, которая в прошлой жизни была угрюмым белорусским шифоньером. Время острейшего дефицита на всё, что уж говорить об электрогитарах?! Мой первый рок-концерт был внезапен, как первый снег. Угрюмым осенним вечером 1998 года сквозь чиланзарские сумерки я с ребятами проник в ДК Общества слепых на выступление настоящей рок-группы "Грустный Роджерс". Это был иной, необычный мир людей, одетых в кожу и рваные джинсы, мрачных романтиков и дам, будто сошедших с картин Гойи. Для меня в тот момент обшарпанный ДК превратился в древнее капище, в котором происходила мистерия. Ревели гитары, толпа им неистово вторила, танцевала в такт — это было гораздо больше, чем просто концерт, чем просто музыка. Это было мироощущение. Я проснулся наутро и понял, что уже никогда не стану прежним, что для меня Земля накренилась совсем под другим углом. …Интересных групп в середине 90-х в Ташкенте было на удивление огромное количество. Гораздо больше, чем сейчас. От панк-рока до изысканного авангарда. И поскольку реалии шоу-бизнеса еще не успели проесть плешь в талантливых бессребренических душах музыкантов, то каждый верил в свою как минимум уникальность и право на шанс, хотя бы один. Конец эпохи наступил неминуемо. Рок попсовел, попса роковела, дамы эмансипировались, мсье феминизировались. Все стало доступно, прямолинейно, и человек, жаждущий нового, пресытился информацией. А вместе с пресыщением волшебство и пропало. Не полностью, конечно. Андеграунд в Ташкенте жив-живёхонек и на выдумки горазд. Он видоизменен, подтянут и не так необуздан. Но всё же, то, что происходило в 90-х, и было самым настоящим и неповторимым, тем, что до сих пор остается послевкусием на кончике языка для меня, подростка, попавшего тогда практически в Зазеркалье. Из рассказа Ашота Даниеляна зрители узнали о его совместных творческих проектах с композитором Маратом Максуди. Так, в декабре 2015 года молодёжная команда во главе с опытным режиссёром-постановщиком Георгием Дмитриевым подготовили мюзикл "Новогодняя мегабайтная сказка", которая была поставлена на сцене ГАБТ имени А. Навои. Музыку сочинил композитор М. Максуди. Лидер популярной рок-группы Ашот Даниелян написал сценарий о проблемах современных детей, живущих в виртуальном мире и не замечающих многих новогодних чудес реальной сказочной действительности. Следует признать, что творческая молодёжь, наделённая острым чувством современности, эмоционально и точно воспринимающая действительность, более чутко улавливает те веяния, которые едва намечаются в общественном развитии, но которым, возможно, предстоит стать определяющими. В день выступления в музее Сергея Есенина Ашоту Даниеляну исполнилось 34 года. По этому поводу он обмолвился, что рождённые под знаком Скорпиона наиболее всего способны понять значение любви и смерти в человеческой судьбе. Лучшим доказательством такого тезиса были его стихи и песни о любви и об Апокалипсисе: "Мне нравится любовь в самом начале…"; "Мы пьём с тобой тоску на брудершафт", "Три сердца осьминога". Ашот Даниелян поведал слушателям сакральный смысл песни "Три сердца осьминога", которая вызвала в публике шквал аплодисментов. Песня полна отсылок к произведениям искусства и литературы и имеет определенный смысл. Эта песня — своего рода реквием. Реквием по любви, желанной, но невозможной: У осьминога три сердца, И он не видит свет солнца, Ему милее трезубца отблески. А у меня одно сердце, Что поймано в твои сети, Ты слышишь, как оно бьется От тоски. И я хотел бы три сердца, Забыться донным бессмертьем И слушать, как ревет ветер Сквозь пески Но у меня одно сердце, Что поймано в твои сети, Ты видишь, как оно рвется На куски. — Финальные строки песни — это апофеоз безысходности. Слова и музыку этой песни Ашот написал примерно три года назад, аранжировку сделали вместе с группой. Удивительно, но весь текст был написан на одном дыхании, в виде статуса в Facebook. С этой песней связано очень много интересных историй. Например, когда ее впервые услышал коллега Ашота, он на полном серьезе хотел купить осьминога, чтобы Ашот снял с ним клип. Это звучало примерно так, — рассказал Ашот, — "Клип будет таким: ты сидишь на берегу океана и страдаешь, к тебе из океана выходит осьминог, обнимает тебя, и вы страдаете вместе". А когда я спел эту песню своей подруге, — продолжил автор рок-композиции, — я увидел слёзы на её глазах. С тех пор, исполняя её на концертах, замечаю, что она никого не оставляет равнодушным. На одном из таких концертов именно под эту песню один из диджеев нашего города сделал предложение руки и сердца своей возлюбленной. Ашот Даниелян рассказал также о своих переводах — "танка" — пятистиший из японской поэзии и "хайку" – трёхстиший своего любимого японского поэта Мацуо Басё XYII века. Рифма в японской поэзии — редкое явление, но танка вся прошита звуковыми повторами, в ней живёт стихия музыки и песни. Метр не кажется однообразным, настолько богаты ритмические модуляции. Танка ловит и закрепляет все оттенки непосредственной речи: любовную жалобу, разговор с самим собой или краткий диалог. Те же характерные особенности можно обнаружить в поэтике Ашота. Особенно ярко они прозвучали в стихотворении "Там, в садах моей души". Приходится в рамках "прокрустова ложа" статьи процитировать только заключительные строфы этого волшебного стихотворения: Я завещаю вам сады — До источения, до срока. Я подпишусь древесным соком Пред тем, как превратиться в дым. Через года в ночи услышав, Уж не пугайтесь Вы торопко, Как я стучусь в окно к вам робко Расцветшей по апрелю вишней. Очевидно, основной стилистический приём японских "полифонических текстов" — метафора — плавно перешёл в оригинальную поэзию Ашота Даниеляна. Так, лирико-философские стихи: "Я — дерево", "В поиске высоты", "Космогония пчелиного дома", "Скоро" о неизбежном апокалипсисе — словно написаны не кириллицей, а японскими иероглифами, открывающими два канала восприятия — зрительный, сообщающий смысл, и другой — звучащей разговорной речи, что придаёт произведениям особую образность и прелесть восприятия: …Больше нет смысла в поиске истины, Грустный финал художественно оправдан. Чуешь, запахло жжёными листьями? Это планета дышит на ладан. Больше нет смысла скрываться от прошлого, Гражданство указывать нервно в анкетах… "Собаку выгуляй, будь хорошим, Слышишь — уже летят ракеты…" Во второй части программы друзья Ашота из театра "Ильхом" читали стихи и даже переводы на английском языке из его поэзии, но, по мнению зрителей и реакции в зале, "авторское чтение улетело от них на заоблачные высоты". Зато дуэт двух братьев — Ашота (бас-гитара) и Григория (вокал) Даниелянов покорил не только присутствующего на вечере их отца – филолога и "главного редактора опусов сына" Олега Шалоновича Даниеляна, но всех, без исключения, зрителей, наградивших авторов-исполнителей громкой продолжительной овацией. Представители нескольких поколений в зале сошлись в одном — близости в понимании человека и времени. В мире искусства господствуют не "волны", не мода, а поэтические — или шире – творческие индивидуальности. Двумя словами: "Круто! Браво!" — отреагировали на творческую встречу с ташкентскими новаторами формы блогер Раиса Крапаней, поэт Бах Ахмедов, бард Светлана Шейко и ещё с полсотни ликующих в конференц-зале молодых поклонников авангарда в современном искусстве. Галина Долгая написала экспромт о минувшем вечере, который, по словам Ашота Даниеляна, хоть и окончился, но "поэзия на этом не закончилась": Читал Ашот! Он мастер, гений! Внимало кресло— в нем Есенин Незримо, тихо, как в кино, Сидел и слушал. Ни одно Не улетело слово в бездну — В тот Космос, где, сказал поэт, Мы просто пыль, и нас там нет. Открою секрет для тех, кто не смог по разным причинам присутствовать на вечере. Поэт возвестил в "Космогонии пчелиного дома": Улей-Космос и ад, и рай, Жемчужин россыпи выбирай! Но будем честными до конца, Мы — просто звёздная пыльца! Благодарные восторженные слушатели, унося в свои дома "звёздную пыльцу" на невидимых пчелиных крылышках, желали виновнику торжества Ашоту Даниеляну и его друзьям, с кем он может "выпить тоску на брудершафт", дальнейших творческих успехов и, конечно, счастья в личной жизни!
Гуарик Багдасарова
|
|