Первый политический митинг в СССР организовал математик Александр Есенин-Вольпин. Немногие сегодня знают, что это был сын великого русского поэта. Судьба его была драматической, и началась она с того, что появлени его на свет отец не желал и не ждал.
Младший сын Сергея Есенина, Александр Есенин-Вольпин, известный математик, сначала советский, а потом американский, правозащитник, философ и поэт всю жизнь придерживался правил: всегда говорить правду и практиковать абсолютную свободу поведения. Куда привели его эти правила? К карагандинской ссылке, принудительной госпитализации в психиатрические клиники, организации первого политического митинга в СССР у памятника Пушкину... И даже строчки из песни Окуджавы «извозчик стоит, Александр Сергеевич прогуливается» – о нем. Долгая, достойная жизнь свободного человека, который родился вопреки желанию своего знаменитого отца.
Наимучительнейшие отношения
Есенин спрашивал у их с Надей общего друга: какой он, его четвертый ребенок, чернявый или беленький, беловолосый? «Не просто беленький – он точно такой, каким ты был в младенчестве, и фотографии не надо». Есенин задумчиво кивал: «Ну, еще бы. Надя Вольпина любила меня сильнее всех». У него было такое убеждение: если женщина сильно любит мужчину, ребенок рождается похожим на него. Он никогда не видел своего сына. Говорили: Надя не показывает Есенину Алека, Надя спустила Есенина с лестницы. Нет, этого не было. Только однажды они встретились на петроградской улице, и Надя попросила няню с ребенком перейти на другую сторону, побоялась: Сергей подумает, что вот, подстроила встречу, хочет разжалобить... Есенин видел, что няня унесла ребёнка, но ничего об этом не сказал, они с Надей перекинулись несколькими фразами ни о чем и разошлись. И это была их последняя встреча.
Надежда Вольпина и Александр Есенин-Вольпин, конец 1960-х годов
Для поэтессы и переводчицы Надежды Вольпиной, интеллигентной москвички, дочери юриста и адвоката Давида Самуиловича Вольпина отношения с поэтом были «наимучительнейшими». Есенин был хулиган, Надя – барышня. Послегимназии поступила на физико-математический факультет Московского университета. Не успела его окончить, началась революция. Она зарабатывала на жизнь переводами, писала стихи, ходила на поэтические вечера. Познакомилась с Есениным. Он сразу попытался склонить хорошенькую девятнадцатилетнюю барышню к порочной связи, и она влюбилась без памяти, но целый год говорила ему разумное: «Нет». Поэт не привык слышать такое от женщин, Надя как-то по касательной зацепила его сердце, и года полтора они были вместе, как тогда говорили, в «фактически-гостевом браке». И это были ужасные отношения, по словам Нади, «наимучительнейшие». Доходило до страшного: однажды Есенин повел Надю показать ей свою новую любовь, знаменитую танцовщицу Айседору Дункан: «Ну, как она вам?» Надежда ответила, как ей казалось, уничтожающим: «Зрелище не для дальнозорких».
Нет, она все про него понимала, даже говорила: «Он безлюбый». Есенин и правда был, как герой его стихотворения: «И на этом на коне/Едет милая ко мне/Едет, едет милая,/Только нелюбимая» – милых полно, а любимой нет. «Я вас любил... по-своему», – сказал он однажды Наде, а она усмехнулась: очень уж по-своему, видно. Она никогда ничего не требовала, не смотрела жалобно, не манипулировала. Пока Есенин хотел – была рядом, только расхотел – отошла в сторону. Но когда звал – шла... Он мог привести ее в «Бродячую собаку» и оставить за столиком одну; он всегда оказывался втянутым в какие-то компании, где красивые женщины гладили его по золотой голове, пока Надя прихлебывала свой одинокий кофе. «Почему вы позволяете так с собой обращаться?» – не выдержал какой-то американец. Американец был рад, что кто-то может с ним пообщаться (по-английски в Москве тогда говорили мало), и удручён тем, что видит. Надя начала с жаром объяснять иностранцу нашу российскую специфику: это не просто поэт, это один из первых, лучших поэтов страны, и он гибнет! Ей сейчас не до мелкого женского самолюбия, она, как и все друзья, старается спасти Сергея...
«Аборт не сделаю»
В те дни Надя уже знала, что ждет ребенка. Но Есенину пока не говорила. Она знала, что он скажет: идите, Надя, на аборт. В мемуарах Надежда Вольпина писала, что аборт в те годы был главным средством контрацепции, обычной историей для каждой женщины. Иллюзий у нее не было, но она все-таки рассказала ему о беременности, да и как было не сказать? Есенин сначала даже вроде бы обрадовался, сказал: каждый мужчина горд, что у него будет дитя. Но потом несколько раз повторял: Надя, ни к чему это, у меня и так уже трое (Юрий от Анны Изрядновой, он родился когда Сергею Есенину было 19 лет; и Татьяна с Константином – дети от бывшей жены Зинаиды Райх). Эти разговоры о судьбе ребенка всегда велись как-то вскользь, при случайных встречах, Есенин так и не пришел к ней толком поговорить, только отстранялся, уклонялся и все глубже проваливался в алкогольную бездну. Он все время старался представить ситуацию так, что Надя – взрослый человек, он за нее не в ответе, она сама приняла решение, пусть и расхлебывает сама. Говорил о ней «эта женщина», а не «девушка», как тогда говорили про молодых женщин. Или мог со злостью спросить при большом скоплении людей: «Сколько вам, двадцать восемь?» – «Расщедрились! Хватит с меня и двадцати четырех» – «Ну, да! Все еще, скажете, девочка!». Он видел, что Надя ни за что не пойдет на аборт и тихо бесился. «Но главного не понимал – что ребенок мне нужен не затем, чтобы пришить Сергея к своему подолу, но чтобы верней достало сил на разлуку!».
Потом люди, которым доведется встречаться с Надеждой Давыдовной Вольпиной, будут говорить о ее независимости, вкусе к абсолютной свободе. Оставаться в отношениях с Есениным, в этой болезненной привязанности она не могла. Как эта история закончилась, Надежда переехала в Петроград, родила сына. Есенин ни разу не пришел на него посмотреть. Он погиб, когда Алеку было полтора года.
Никогда не врать
Восемь лет мать с сыном прожили в Петрограде и вернулись в Москву. В 16 лет Алек дал себе клятву никогда не врать. С каждым годом становился все замкнутей, сосредоточенней на математике: известный психиатр сказал: «Следствие общей одаренности, граничащей с гениальностью». И правда, Алек легко поступил на механико-математический факультет МГУ, легко его окончил, потом так же легко окончил аспирантуру НИИ математики при МГУ. Кандидатская у него была по математической логике. И еще он, сын поэтов, писал стихи. В 1949 году, после защиты, Есенин-Вольпин по распределению поехал в Черновцы, и там его почти сразу арестовали, обвинили в антисоветской агитации и пропаганде. В университете тогда разоблачили подпольную организацию «Братство нищих сибаритов», Алек несколько раз приходил к ним, читал свои острые стихи. «Арестовали, главным образом, за стихи. По тем временам я отделался довольно легко, просидев около года в сумасшедшем доме на Арсенальной…»
Потом его отправили в Карагандинскую область, как социально опасный элемент. В ссылке он работал учителем математики в школе рабочей молодежи. Ученики, простые ребята, каждый раз изумлялись: Александр Сергеевич входил, сбрасывал на пол пальто, закуривал и начинал рассказывать совершенно непонятные вещи. В ссылке было скучновато: в те годы в Караганде было много интересных интеллигентных людей, таких же социально опасных ссыльных, но они дружили с Есениным-Вольпиным с осторожностью. К своему первому правилу «всегда говори правду» после лечебницы он прибавил второе – «полная свобода поведения». Мог, например, закричать, когда мимо проезжал «воронок» с заключенными: «Держитесь! Янки скоро вас освободят!» Друзья злились: «Тебя, как психа, в дурдом отправят, а нас всех посадят!».
Наступил 1953 год, Вольпина освободили, он вернулся в Москву. Научный руководитель помог ему устроиться редактором математического журнала. Алик продолжал писать стихи и заниматься наукой – в 1959 году его пригласили в Варшаву на международный симпозиум. За границу социального опасного ученого не пустили; он отправил туда свой доклад с припиской «власти не позволили советскому учёному приехать на симпозиум лично» и подборку стихов для публикации.
«О, сограждане, коровы и быки/до чего ж вас довели большевики…»
Его снова арестовали и на два года отправили в психиатрическую лечебницу. В 1961 году он вышел на свободу и четыре года вообще не тревожил советскую власть. А потом арестовали Синявского и Даниэля. Этого Алек вынести не мог – свободу мысли он ценил превыше других свобод. Он организовал «Митинг гласности», который прошел в День конституции, 5 декабря на Пушкинской площади, лично сочинил тексты для всех плакатов, написал «Гражданское обращение», в котором призывал всех «пожертвовать одним днем покоя, чтобы не терпеть годами последствий вовремя не остановленного произвола». Рассказывают, что в песне Булата Окуджавы «Былое нельзя воротить» зашифрована история об Алеке Есенине, который в 1965-м году у памятника Пушкину собрал первый политический митинг: «Былое нельзя воротить... Выхожу я на улицу./И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот/извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается.../Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдет».
И произошло. Митинг наделал шуму во всем мире, арестовать Есенина-Вольпина тогда не решились, допросили и отпустили. Но через год снова принудительно госпитализировали. Тогда за него вступились крупнейшие советские математики, они написали открытое «Письмо девяноста девяти» генеральному прокурору и министру здравоохранения СССР с припиской: «Ответ просим присылать по адресу: Москва-234, Ленинские горы, Московский
государственный университет имени Ломоносова, механико-математический факультет, на имя любого из числа подписавших это письмо».
Письмо опубликовала The New York Times, его читали по «Голосу Америки». Через три месяца Алика отпустили, но многие из 99 мужественных людей, подписавших письмо, потеряли работу. Несколько лет Вольпин занимался правозащитной работой, и в 1972 году ему настоятельно рекомендовали покинуть СССР. Но он и сам об этом мечтал: «А когда пойдут свободно поезда,/Я уеду из России навсегда!». В Америке он работал в университете Буффало, был почётным профессором Бостонского университета, писал научные работы, читал правозащитные лекции. Он прожил долгую жизнь и умер в 92 года в Бостоне, в марте 2016 года.
