ЦВЕТНИК СЕМЬИ АБДУКАЮМОВЫХ. ЧАСТЬ I. АБДУГАНИ АБДУКАЮМОВ

… Каждая из потомственных семей подобна цветнику. Сплетение индивидуальных черт и добрых традиций, передаваемых от поколения к поколению – в таких семьях напоминает цветущую клумбу с многообразием соцветий. И признаемся, что в наше время смешения свойств и смещения оценок подобные семьи становятся всё большей редкостью – и потому особенно достойны внимания.

Я хочу сегодня рассказать об одной из ярких и интереснейших ташкентских семей, своим творчеством вписавшей немало ярких страниц в историю искусства и культуры нашей земли. Это – семья выдающегося дирижера, народного артиста Узбекистана, профессора Абдугани Абдукаюмова. И он сам, и его супруга – известная оперная певица, заслуженная артистка республики Ойниса Кучликова – составили своеобразную фундаментальную основу этой творческой семьи. Каждый из этой четы – ярок и своеобразен и в своём творчестве, и в своей жизни. К величайшему сожалению – этих ярких людей уже нет среди нас, и память хранит в своих анналах многое, что связано с их  земной жизнью. А  их внук – талантливый оперный певец Абдумалик Абдукаюмов – известен уже далеко за пределами нашей страны, и, не порывая связей с родной землёй – всё более успешно работает по контрактам на крупных оперных сценах Европы. Об этом «триптихе» славного рода Абдукаюмовых я и постараюсь повести мое повествование.

I.  Абдугани Абдукаюмов.

С Абдугани Абдумаликовичем Абдукаюмовым меня связывает более чем тридцатилетняя дружба и плодотворнейшая совместная творческая деятельность. Да. пожалуй, эти сугубо «анкетные» слова и не в состоянии оценить суть и характер наших взаимоотношений, на протяжении десятилетий даривших нам истинные моменты находок и обретений творческих и жизненных. Всё было куда сложнее, интереснее, глубже, многоплановее этих верных, но скупых слов…

Абдугани Абдукаюмов был по самой своей сути не просто оперным дирижёром, а сознательным творцом вокально-сценического действия на оперной сцене. Глубоко чувствуя музыкальную драматургию партитуры композитора, он искал в ней нюансы жизни персонажа, постоянно откликаясь осознанием на те или иные «всплески» и «замирания» в темпах, нюансах, высоте певческой тесситуры. Ноты никогда не были для него просто нотами, нюансы «форте» и «пиано» - никогда просто нюансами.В них оживало существование оперного героя во всех перипетиях и противоречиях.

Окруженный в годы своей юности в Ташкентской Государственной консерватории такими мастерами оперного дирижирования, как Мухтар Ашрафи, Алексей Козловский, Григорий Даниях и многие другие выдающиеся музыкальные личности , - Абдукаюмов, восприняв многое от них, шёл неизменно своим путем. Он пробовал на себе многие оперные профессии – постигал вокальное искусство, игру на некоторых инструментах (помнится, даже на литаврах играл на некоторых спектаклях, как запомнилось мне в годы детства!). Изучив для себя основы излучения звука, он пристально вникал в смысл слова – и всю жизнь требовал от певцов осмысленной правды пения в опере. С самых молодых лет он активно изучал и постигал оперный и балетный репертуар, дирижируя множеством произведений, и достаточно рано сформировался в мастера, с личностью и творчеством которого считались с достаточно молодых его лет и до полной творческой зрелости и могучей опытности. В его творческой «обойме» было свыше 60 оперных и балетных произведений – и собственный его активный репертуар был обширен, а знания материала были таковы, что в любой момент он мог заменить заболевшего дирижера-коллегу, дирижируя оперой или балетом, который формально не был в его «активе».

Манера его дирижирования была очень своеобразна. Маэстро Абдукаюмов никогда не стремился ни к эффектному жесту, ни к «театральности» подачи своей личности за дирижерским пультом. Но его предельная собранность и внешняя скупость (и одновременно – ёмкость!) жеста таили сильнейший волевой, почти телепатический импульс, который улавливался солистами, хором, оркестром. Эта импульсивность, фокусировка устремления в почти ощутимый «лазерный» импульс излучения воли - вообще были ему свойственны     в  полнейшей мере и в жизни, и в общениях. Причём, осознавая для себя темпопульс и владея всеми метрическими приемами дирижерской техники, он никогда не был «дирижёром-рабом» технической сетки ритма «на два», «на четыре», на шесть» и так далее. Именно потому в материале, где требовалась особая гибкость постоянной перемены темпа и пульса в характере драматургии ( например – в произведениях Пуччини, которые он ощущал с особой силой, или в позднем Чайковском, или во французской музыке!) – Абдугани Абдумаликович тонко и умело владел этими изменениями темпов и штрихов – и  был всегда убедителен и нов. Именно нов, потому что его нюансировка при всей конструктивной прочности – никогда не была мёртво-заданной. Более того – если одну и ту же партию у него пели певцы разных объемов голоса и эмоциональности – маэстро заставлял оркестр звучать в согласии с этой индивидуальностью. И результат всегда убеждал не только полнотой, но и своеобразием каждого «сегодняшнего» нюанса и штриха исполнения.

Предвижу вопрос, который интересует многих – а КАК было с ним работать мне, режиссёру, СТАВЯЩЕМУ СПЕКТАКЛЬ – ДА И ДРУГИМ МОИМ КОЛЛЕГАМ – ПОСТАНОВЩИКАМ? Сейчас, с позиции достаточного количества лет, прошедших с момента ухода Маэстро из земной жизни – особо ощущается удивительная контактность и мудрость его постижения материала в союзе с режиссером. Его очень интересовало конкретное сценическое решение, его занимало, КАК сценически будет воплощен тот или иной момент спектакля. Разумеется, мы многое обсуждали до начала работы, я излагал свои принципы взгляда на материал и рассказывал, как я думаю воплощать ту или иную сцену, он навстречу предлагал свои музыкальные элементы решения, тесно переплетенные со сценическими. И когда он загорался этим решением, выработанным совместно, он начинал не только формировать свое дирижерское решение в согласии с тем, что получается, но и помогать выстраивать и вокально-сценическое действие в согласии с выработанным замыслам. При этом он умудрялся подсказывать очень красноречивые детали и нюансы именно в русле этого замысла, и очень заботился о том, чтобы певец это четко и осознанно выполнял. Я вообще на протяжении всей своей жизни ценю процесс репетиции гораздо выше даже ценного, но преходящего результата – а работа над нашими совместными с Абдугани Абдумаликовичем двадцатью семью постановками до сих пор хранится в памяти как процесс удивительных совместных постижений, которые нередко приводили  к неожиданным, новым решениям. Зачастую результат этих репетиций был гораздо полнее, нежданнее, свежее, интереснее, чем даже первоначально задуманное нами – ведь в самом процессе оживали какие-то совершенно новые штрихи, детали, приходило то, чего нельзя было предусмотреть… И даже уже поставленный и идущий не один год наш спектакль мы корректировали на каждой новой репетиции – и обновляя исполнение прежних артистов, и вводя новых певцов в роли.

Наверное, для понимания личностных устремлений дирижера Абдукаюмова важно припомнить, что его впечатлительность была очень значительной. В сопереживании персонажу оперы он достигал глубинных погружений. Так, помнится, на репетициях «Мадам Баттерфляй» он избегал без крайней необходимости детально проходить уже сделанный с солисткой трагический финал оперы – его душе было трудно «выходить» из этой драматичности. Трагическое надолго занимало его душу и в чем-то мешало переключить взор на совершенно иное – в жизненных беседах и общениях это свойство тоже часто имело место.

Сложилось так, что примерно с 1975 года у нас с маэстро возник целостный «творческий тандем». И примерно с 1977 года оперные спектакли маэстро осуществлял практически только со мною. На разных площадках мы ставили в содружестве с ним спектакли. И в оперной студии нашей консерватории, и с набранным нами с ним специальным курсом оперных певцов-актеров, который сформировался в конце 70-х – в начале 80-х в Ташкентском театрально-художественном институте. И снова – в консерватории, а в последние 15 лет его жизни – и на сцене нашего ГАБТ имени А. Навои.

Широта его жизненных устремлений была обширна и на редкость разнообразна. Сейчас нелишне вспомнить, что в юности маэстро разработал… принципиально новую систему боевого пулемёта. А в последнее десятилетие земного пути – официально запатентовал абсолютно новый по конструкции двигатель внутреннего сгорания, обеспечивающий весьма высокие технические показатели. Пытался – и не без успехов! – решить давнюю задачу о делении угла на три части с помощью циркуля и линейки – и видные математики весьма одобряли движения его мысли. Сказались первые годы технического образования и обширный круг осмысления жизни. Нередко, запросто зайдя в гости «на чашечку кофе», Абдугани Абдумаликович любил порассуждать о разных направлениях философской мысли, читал отрывки из своих поэтических экзерсисов на многие глубокие темы. Обсуждал он и последние открытия астрономии (особенно любил он это делать в обществе моей тетушки, доктора физико-математических наук, бессменного заведующего отделом физики Солнца Астрономического института!). Доверительно общаясь в относительно узком круге близких друзей, он был и весьма хлебосольным хозяином, любившим собирать в своем доме тех, кто ему был особенно дорог.

Был ли он «гладенько-отполированным» в своих общениях с людьми? Разумеется, нет! В творческих вопросах он проявлял железную принципиальность, жёстко и нелицеприятно выступал на худсоветах тогда, когда дело касалось недостаточно творческого взгляда на процесс. Припоминается один особо заостренный случай.  Мы с маэстро готовились к постановке нового, сложного спектакля (который и сегодня успешно идет на сцене театра). Тогдашняя дирекция ультимативно предложила маэстро практически нереальный, сжатый срок выпуска этой постановки. Маэстро твердо стоял на своем, предложив, ввиду  сложности и необходимого числа репетиций - более реальную и более позднюю  дату выпуска. Однако, его доводы не убедили дирекцию, с его мнением не пожелали посчитаться – и Абдукаюмов отказался от участия в постановке. В итоге этот, в целом  удачный спектакль, вышел с другим дирижёром и в сроки… значительно более поздние, чем предлагал сам Абдугани Абдумаликович…  Столь же требовательным, нетерпимым к расхлябанности, несобранности, был маэстро и в отношениях с певцами и коллегами. Проявлений непрофессионализма, неряшливости знания материала нотных партий, вокальной и сценической недисциплинированности Абдукаюмов категорически не терпел, «выдавая» виновникам во всей полноте своего неприятия дилетантизма и нетворческого отношения к делу.

Что еще хранится в памяти в череде прожитых лет? Многолетнее заведование Абдукаюмовым кафедрой оперной подготовки нашей консерватории. В эти годы оперная студия 80-х-90-х стала, фактически, вторым оперным театром Ташкента, выпуская сложнейшие спектакли на высоком уровне и радуя мастерством молодых исполнителей. Тогда и родились наши с маэстро «Севильский цирюльник», «Травиата», «Сказки Гофмана», выпущенные как совместные работы театра и консерватории. Вспоминается гастрольная поездка оперной студии консерватории в 1990-м году в Москву, когда значительные сцены из «Травиаты» и «Сказок Гофмана» были горячо приняты московской общественностью. Работу в классе со студентами Абдугани Абдумаликович ценил и очень любил, и в тонкостях исследовал со своими учениками все исполнительские и психологические грани образа, помогая постигать и особенности стиля, и загадки композиторского замысла. Все его уроки были динамичными и интересными, в них бурлила сама жизнь и экспрессия во всех её проявлениях.

Вспоминается и наша с маэстро интереснейшая работа в театре над новыми версиями,»Мадам Баттерфляй», «Флории Тоски», «Дилором» М. Ашрафи,над  оригинальным спектаклем-композицией по опере М. Мусоргского «Борис Годунов», который мы выпустили к 200-летию А.С. Пушкина. Вспоминается множество концертов-композиций, среди которых – памятный вечер, посвященный 150-летию П. Чайковского… И ещё одно, важное – практически ни один спектакль Абдукаюмова, объявленный в афише, не был отменён по состоянию здоровья маэстро. Несмотря на любые недомогания, исключая последний роковой недуг – Абдукаюмов вставал за пульт и проводил или плановый свой спектакль, или же выручал заболевших коллег.

Принят афоризм «мой дом – моя крепость». Такая крепость, более того – прочнейшая цитадель у маэстро была. Был прочный союз с супругой – замечательной певицей Ойнисой Кучликовой, были дети, внуки и родные, в полной мере было то, что называют «кругом семьи» во всех его ипостасях. И, конечно же, этот Круг во многом помогал и жить, и преодолевать. В расцвете сил маэстро встретил свое семидесятилетие. Хотя, если бы многое в его творчестве складывалось по-иному, - думается, результаты его зрелого периода деятельности могли бы стать еще более насыщенными, а востребованность – ещё более ощутимой. Но все свершается так, как свершилось.

… В конце сентября 2001-го года Абдукаюмов с успехом провёл очередной спектакль «Мадам Баттерфляй», жалуясь, однако,  на острые боли в пояснице. Как оказалось, это было последнее выступление маэстро. Ещё не зная о грозном диагнозе, он лег на обследование в одну из клиник Ташкента – и за пульт возвратиться ему уже не было суждено. В апреле 2002-го года земной путь дирижера Абдугани Абдукаюмова прервался…

Жизнь неуклонно свершает свой бег, и вокруг нас, и в нас самих происходят беспрестанные изменения. Но неизменно порой после напряженного дня в моем сознании возникает образ Абдугани Абдумаликовича Абдукаюмова, с его неизменной сигаретой, с его явственно улавливаемым движением мысли во взгляде, сочетающем легкую ироничность и озабоченность. Как никто другой, он ощущал всем сердцем духа сложности времени и характеров людей, и искал выхода из многих проблем творчества и театра. И несмотря на многие противоречия внешнего характера и неизбежные для всякой незаурядной личности противоречия внутри собственной души – он старался жить творчеством и устремлять людей к тому, чтобы не застывать без движения, а постигать, осознавать, овладевать. И не утрачивать интереса к жизни, которая была и остается всегда новой и обновляющей наши души…

 

 (Продолжение следует)

    

                                                                          Андрей СЛОНИМ,
                                            Режиссёр-постановщик ГАБТ имени А. Навои,
                                           Заслуженный работник культуры Узбекистана 

Д И Р И Ж Ё Р 

Памяти Абдугани Абдукаюмова

 

 

…Оркестр затих и замер в ожиданьи,

На мне замкнув взор многоликий свой.

Я слушаю до первых нот звучанья

Биенье сердца тишины живой.

 

Теперь – пора. Готовы к взлёту руки.

А воли импульс, устремлённый ввысь,

Рождает взмах – и вот уж арфы звуки

Движеньем волн над залом вознеслись.

 

Но нет – они – не волны, а качанье

Огромнейшего Маятника. Он,

Задавши ритм вселенского дыханья,

Связует суть Пространства и Времён…

 

…Сюжет знаком. Под злым заклятьем маски

Уродца, что Щелкунчиком рождён, –

Скрывался лучезарный Принц из сказки,

И силой Чувства был преображён.

 

Он под часов таинственные звоны

Сразивши в битве Короля Мышей,

Сложил к ногам Мари его короны

И негасимый жар Любви своей.

 

Сиянием Любви была согрета

Душа Мари – и вспыхнул неба Свет!

Мечта, сияньем таинства одета,

Свободно ввысь взовьётся до рассвета,

Но в яви грёза не найдёт ответа, –

Ведь Фатум грозно протрубит ей: «Нет!»

 

…Вас, скрипки, призываю к воспеванью

Святой Любви! Взмывайте ж над Землёй,

Явив Души безбрежной трепетанье,

Её ранимость в схватке с Темнотой.

 

В полёте том – трагическая радость

Познанья мира. Боль в себе тая,

Душа вкушает горестную сладость

Парения над бездной Бытия.

 

…Но в ожиданьи странном, полусонном

В засаде ждёт мгновенья вечный Рок…

… Мой новый взмах – вступление тромбонам!

Да, в этот миг я Жизнь на Смерть обрёк.

 

Труби же, Медь! Вы, скрипки, изнывайте

В неравной схватке горестной борьбы!

А все, кто Любят – жар сердец отдайте,

Чтобы не сгинуть в безднах злой Судьбы!

 

Но вдруг, как в Судный День, – взревут тромбоны,

А Рок, кривляясь, примет Смерти вид.

И гром литавр – вселенский, многотонный

Над Миром казнь Мечты провозгласит…

 

…Вновь тихий голос скрипок. Ночь – промчалась.

Звучит финал – бесхитростен и прост.

Со сломанною куклой вновь осталась

Та девочка… «Что ж дальше?» - вот вопрос…

 

…А что сказать ей – я и сам не знаю,

Ответов не могу найти прямых,

Хоть с юности упорно возрождаю

Ту Музыку из знаков нот немых.

 

И жизнь пройдя с истоков вслед за Нею,

До граней, где земных пределов нет,

Я каждый раз на сотни лет старею –

И молодею на десятки лет.

 

Героев участь… С нею я сплетался:

Как Герман – смело я с Судьбой играл,

В любви, - как Ленский! – страстно объяснялся,

Как Гофман – козни Дьявола встречал все,

А с Виолеттой – вместе умирал…

 

Аккорд последний… Я прожил столетья.

Как строчки партитур – судеб пути.

Гремит аплодисментов многоцветье.

Осталось поклониться.

И – уйти…

_____________

Андрей СЛОНИМ

12 мая 2002 – 15 декабря 2010 г.