Не лежите с протянутой рукой

В последние годы  жизни Азизу Пулатовичу приходилось проходить стационарное лечение несколько раз в году. По обычаю, в приемном покое он высказал пожелание: «подселить» его в палату с кем-нибудь из ученых. В администрации пошли ему навстречу. Имя нового соседа было ему незнакомо.

Незадолго до того прошли выборы в Академию Наук, избрали новых членов, энергично осваивавших правительственный стационар. Стараясь не разбудить незнакомца, Азиз Пулатович прилег на кровать, и, сам того не заметив, задремал. Человек напротив заворочался. Перевернувшись с бока на спину, он протянул руку в сторону противоположной стены и обращаясь в «космос», сказал:

- Давайте познакомимся. Академик ХХХ»

«Юному» академику было… в районе пятидесяти. Потомку литератора Пулатжон домла Каюмова, Азизу Пулатовичу – 92. В Академии Наук он работал практически со дня её основания. Ну не мог же он оставить без внимания «дружеский жест» соседа, даже если тот не взял на себя труд привстать с кровати. Каюмов поднялся с больничной коечки, обулся, пересек палату, чтобы пожать руку «юного академика»…

Мои воспоминания о нашем Учителе начинаются этим опусом, чтобы еще раз показать поразительное великодушие Азиза Пулатовича Каюмова.

 

Вот уже 3 года, как его нет с нами. Столько людей потеряли, столько горя увидели… Но душа, оказывается, как сад. Одни люди уходят – будто травинка в саду усохла. Другие уходят – цветущий куст пропает. А вот уход Азиза Каюмова - древо вырвали, дающее прохладу. С корнями. И сад опустел, и птицы улетели… Вот такой это был человек.

Наши воспоминания возвращают его память. 

Его отец - Пулатжон домла[1]  - был просветителем, джадидом, приверженцем светского образования. Мама – Адолатхон Каюмоваа  - домохозяйка. В семье – пять детей, забот у нее хватало. Однако не многие знают, насколько была умной и острой на язык. Азиз Пулатович вспоминал: как-то собирая материалы для книги «Хўқанд тарихи ва унинг адабиёти»[2], отец, расчувствовавшись, сказал: «Наш Коканд – это удивительный город! У нас не только в каждой махалле есть свой классик, у нас даже на каждой улице можно найти классика!» На что мама, кротко взглянув на мужа, заметила: «Что уж там на каждой улице? Да тут в каждом доме можно найти своего классика. Если только поискать».

Обстоятельства жизни Учителя складывались счастливо с самого рождения. 19 января 1926 года новометодную школу должен был посетить председатель ЦИК Узбекистана, член ЦИК СССР Юлдаш Ахунбабаев. Однако создателя и директора школы в тот момент на месте не оказалось. Он появился, когда первый глава Узбекской республики собирался уходить. Извинившись за то, что не мог встретить высокого гостя, Пулатжон домла поделился своей радостью: вот только что родился у него сын! Юлдаш-ота, обняв счастливого отца, поздравил и спросил: - А как Вы его назвали?

Пулатжон домла ответил: - У мальчика моего еще нет имени. Может быть, сами его назовете?

- Похоже, он очень дорог для Вас. Давайте так и  назовем его - Азиз[3].

Красивое и лаконичное имя нашему Учителю дал самый первый руководитель Узбекской республики Юлдаш Ахунбабаев.

В жизни Азиза Пулатовича было немало счастливых встреч. Он с огромной благодарностью вспоминал он своих учителей: Аббосхон домла, научившего его читать и писать, Чархи домла, который помог ему сделать первые шаги в литературе. С 13 лет он «слушал хорошие, а возможно - не самые хорошие мои стихи, и терпеливо формировал во мне творческое начало»[4].

Когда юный Азизхон стал писать первые стихи, Чархи уговорил местного бахши положить их на музыку и исполнять их в местной чайхане.

В начале войны тот бедовый бахши ушёл на войну в составе рабочего батальона, а вернувшись, нашел лишь опустевшее гнездо: супруга его вышла замуж за другого человека и ушла вместе с детьми. Бедный Фазлиддин каждый день приходил с утра в чайхану, играл на рубабе, исполняя песни на музыку Собирхона - известного ходжентского музыканта, за что получал в полдень лепёшку хлеба, чайник чая, в счастливый день - еще и косушку шурпы. К обеду он направлялся в музей Фурката, где домла Чархи готовил для всех мош-хурду или плов.

Когда Усман Юсупов услышал Фазлиддина, исполняющего мелодичную песню под мелодию рубаба, он спросил: «Чьи стихи?» Чархи, больше года терпеливо поджидавший этот момент, не упустил возможность рассказать о своем воспитаннике.

На другой день к кокандскому нефтяному  техникуму подкатила машина, из которой вышел ответственный партийный работник с приглашением студенту Каюмову посетить горкомовскую дачу в кишлаке кишлаке Арзы тепа[5], где по обыкновению, останавливался первый секретарь ЦК КП Узбекистана Усман Юсупов. Первым секретарём горкома Коканда в то время был Олимжон Мухсимов – бывший преподаватель узбекской литературы и преданный ученик Пулатхон домла. 

Почему-то директор техникума решил, что приглашают Лазиза (братишку). А когда Лазиз прибыл, выяснилось, что попал он туда по ошибке. Однако прогонять не стали. Шофера отправили тем же маршрутом за Азизхоном. Вместе с другими, они довольно долго сидели около родника, ожидая приезда Усмана Юсуповича. Приехав, он первым делом выслушал оперативную сводку за день. Больше всего в отчете братьев Каюмовых поразило, что в тот день в Коканде обнаружили сразу несколько немецких шпионов.

Первая встреча была не очень гладкой. Когда отчёты были приняты, их пригласили за стол. Азиз Пулатович вспоминал, как же им хотелось есть при виде изобильного застолья. Рядом бил родник, гулял ветерок, и все это только усиливало чувство голода, преследовавшее подростков в военные годы, а уж весной 1944-го года – особенно. Однако, памятуя матушкины наставления, братья почти не притронулись к еде. «Хотя, - признавался Азиз Пулатович, - это стоило огромных усилий!» Наконец, трапеза закончилась и Усман-ота повернулся к Чархи. Тот улыбнулся ученику, давая понять: настал твой час! Юный студент встал в рост и продекламировал патриотические строфы о своем городе, который они ни за что не отдадут фашистам. Дальше последовала ода рабочим. Закончив, он торжественно поклонился. Усман-ота негромко сказал Чархи: «Ну, так-то мы и сами можем. Хотя мы – не поэты. У нас совсем другая профессия», - давая понять, что антифашисткая сессия и поэма о рабочих ему… не пришлись по душе. Смекнув, что нужно срочно исправлять положение, Чархи предложил молодому поэту: «Ты прочитай-ка свои толкования». И Алишер Навои спас их от грозящего провала! Слушая мухаммасы[6] Навои, Усман-ота повернулся к чтецу лицом, стал молчаливым и внимательным. Потом завязалась беседа. Усман ота сказал: ««Сынок, тебе нужно учиться. Учиться правилам рифмы, стихосложения. Поэзию мировую нужно учить! Запомни: чтобы стать настоящим литератором, ты должен знать не только узбекскую, но и мировую литературу. А для начала нужно усвоить азы. Давай, приезжай в Ташкент. А после Ташкент поедешь в Москву. Тебе нужно серьезное образование!»

Уже на обратном пути из Арзык-тепа Азиз Каюмов принял судьбоносное решение. Поскольку у него уже был аттестат с отличием об окончании 10-летки, в котором, кстати, черным по белому было написано, что обладатель сего документа имеет право поступать в любой ВУЗ без экзаменов, он решил прекратить учебу в техникуме. Хотя до нефтяного диплома оставалось совсем немного, он бесповоротно отрекся от карьеры нефтяного магната. И взяв в руки сеточку, собранную заботливыми мамиными руками, отбыл в столицу. Насколько я поняла из его рассказа, уехал он на другой же день после Арзы-тепа в машине сопровождения, следовавшей за автомобилем первого секретаря ЦИК. Памятная поездка завершилась у парадной красивого дома по адресу: Ташкент, ул. Гоголя, дом №73 [7].

Выходя из машины, Усман-ота сказал шоферу: «Устрой его тут где-нибудь». Водитель провел молодого Азизхона в небольшой домик в глубине двора. Единственная комната дома была теплой, в ней – замечательное дело - были стекла в окнах. У стены стояла маленькая голландской печка, кровать с матрасом, и даже с одеялом. Но, похоже, у кровати был другой хозяин, поскольку шофёр, сбросив матрас на пол, сказал: «Будешь спать вот здесь».  Обустроившись, Азизхон Каюмов безмятежно заснул. Было уже за полночь, когда услышал сквози сон, как в комнату вошли люди. Электричества, или масляной лампы в комнате не было, но по голосу он понял, что первым зашел сам Усман Юсупович.  Тут же вскочил, накинул рубашку. Кто-то чиркнул спичкой, и Усман ота, оглядевшись, сердито спросил: «Что это такое? Почему на полу?» Тут же сказал: «Давай-ка, собирайся, сынок! Поедем на дачу». Вот так, несмотря на поздний час, он оказался в Дурмене.

Азиз Пулатович не раз, и не два вспоминал, как Усман Юсупович представил его Юлии Леонидовне (супруге). «Вот это – поэт, самый настоящий поэт, уж ты мне поверь!» Долгие годы Юлия Леонидовна относилась к нему с той же самой заботой и теплотой, как и к своим родным детям. Все это шло от уважения к мужу. В их семье были добрые, красивые как говорил Азиз Пулатович «высокие отношения». Не просто так он называл Усмана Юсуповича - «мой наставник», «мой духовный отец», а Юлию Леонидовну Степаненко - «моя духовная мать и воспитательница».  

 Возвращаясь к биографии: когда Азизхон поселился на даче Дурмен, весна 1944 года уже шла на убыль, но до вступительных испытаний было далеко.  Дача состояла из двух частей. Одна часть именовалась «Дом отдыха», и там стоял дом «хозяина» (хужайин уйи), вторая часть – рабочая, с ткацкой мастерской, где производили национальные ткани: бекасаб, однотонный адрас. Товарищ Сабиров - директор дурменской дачи, зачислил Азизхона Каюмова рабочим ткацкого цеха, предоставив ему комнату в рабочей зоне. На другой же день он уже отрабатывал трудодни. В первый день его научил проводить шелковую нитку через отверстия (уток), потом показали весь процесс выделки бекасаба. Занятие оказалось непростое: тонкая шелковая нить то и дело норовила порваться. И если так случалось (а случалось нередко!), её нужно быстренько вновь связывать, чтобы возобновить процесс. Оказалось, руки ремесленника должны быть очень проворными. С непривычки он терялся, а мастер то и дело ворчал. Все, что они соткали за день, сдавалось в дирекцию Дурменя. Помучившись с бекасабом, довольно быстро освоил технику адрас _турт тепки (четыре удара). Из адраса «турт тепки» делали занавески, отправляли в Ташкент. Да и в Дурмене он видел занавески из сотканного ими адраса. Так что время на дурменской даче не было жизнью санаторного отдыхающего. Его выработки хватало, чтобы покрывать расходы на питание и жилье, так что все было основано на принципах само-обеспечения.

Так прошёл июнь, за ним июль, нагрянул август. В конце месяца Усман Юсупович сказал помощнику Юлдашбаю Курбанову: «Отвезешь его на учёбу». Тот спросил Азизхона:  « А ты куда хочешь?» И, выяснив, что Азизхон хочет попасть на филологическое отделение университета, повел его к проректору Цукерванику. Беседа началась упоминанием Усмана Юсупова. Курбанов сказал, что хозяин рекомендует вот этого паренька, говорит, способный в учёбе, усердный. Исаак Платонович тут же распорядился издать приказ, добавив: «Вступительные экзамены, мой юный друг, Вы будете сдавать во время учёбы».

И вот, наконец, свершилось: 1 сентября 1944 года он пошел на занятия. Пеший путь из Дурменя в Ташкент занимал 2 с половиной часа.  Конечно, можно было остановить грузовик, и он довез бы за 10 рублей. Но где их взять? Столько же времени уходило на обратную дорогу. Вернувшись из университета в Дурмен, немного приходил в себя, обедал, и – вновь к ткацкому станку.

В середине сентября пришло известие: скончался домла Насреддинов – великолепный знаток арабской и персидской поэзии, близкий друг Усмана Юсупова. Азизхон заторопился в город. У выхода с территории дачи он попался на глаза Усман - ота. Он подозвал воспитанника, расспросил, потом сказал помощнику вызвать Каюмову машину из ЦИК.  Машина пришла на удивление быстро. И так же быстро домчала его до сквера, где был расположен восточный факультет.

Поскольку дорога в оба конца занимала почти пять часов, приходилось уходить после второй пары. Заметив, что это вошло в систему, что Каюмов никогда не бывает на третьих парах, староста курса сделал ему замечание. Объяснение, что студент живет за городом, староста не принял, сказав: все обязаны быть на занятиях. Иначе грозит отчисление.

 - Тогда дайте мне место в общежитии!

Оказалось, что в это время для студентов восточного факультета выделили пустующее здание районного дома пионеров на Лабзаке. Именно туда Каюмову выдали ордер на поселение. Азизхон буквально «летел на крыльях», обрадованный даром судьбы: теперь у него будет крыша над  головой, причем – неподалеку, в городе! Однако увиденное оказалось так далеко от его мечты… Ни единого стёклышка в окнах, вырванные доски в полу. На кроватях не то чтобы матрасов – даже и сеток не было. Ни печки, ни мангалки, никакого намека на отопление.  Комнаты не отапливались, в здании - холоднее, чем на улице. Комендант показав всю красу «дома для студента», добавил: 

- Ну вот, что есть. Все остальное найдёшь сам.

Увы, Азизхон никак не мог взять в толк, где же ему все это найти? Что делать? Растерянный, вышел на улицу, и ноги сами понесли его к дому 73 на Гоголя. А там его, оказывается, ждали. Его, оказывается, искали! И даже упрекали: «Где ты ходишь? Мы тебя везде ищем! Давай, иди в финхоз сектор ЦИК к Семёну Карповичу (повар звал его Симеон Картошка).

Здание ЦИК было в 200-х метрах – на Гоголя 70. Это, конечно, уже не в Дурмен топать. Азизхон получил от Карповича полный студенческий набор: курпачу, матрас, подушку, смену постельного белья и, взвалив все это на спину, вернулся на Гоголя 73. Его пригласили жить в тот самый домик во дворе, где он остановился по приезду из Коканда. В комнате образовалась еще одна кровать, приготовленная, как оказалось, специально для него.

Оттуда до факультета востоковедения Азизхон Каюмов добегал за какие-то 10 минут. После занятий возвращался домой, где его ждал обед, приготовленный бывшим поваром Эмира Бухарского по фамилии Мухтаров. Тот сказал: Хужаин поручил кормить его также, как и всех остальных, проживающих в этом доме. Ох, за таким столом Азизхон Каюмов чувствовал себя Эмиром Бухарским!

На этом позвольте мне первую часть воспоминаний завершить, поскольку с этого момента начинается новый, кстати, гораздо более известный этап в жизни нашего Учителя, академика Азиза Пулатовича Каюмова.

 

Динора Азимова (Даврона)  -  профессор, д.ф.н., член Союза писателей Узбекистана