К 100-лею МАСТЕРА. Рахим Ахмедов. Вспоминая человека, художника, педагога…Евгений Мельников, народный художник Узбекистана

Рахим Ахмедович Ахмедов... Конечно же, никто не будет возражать, что он был учителем для многих и для меня в том числе. Сначала в стенах художественного института, а после его окончания и в жизни. Я у него занимался в 1954 году на первом курсе. Рахим Ахмедович вёл у нас живопись, а Оганес Карапетович Татевосян — занятия по рисунку и композиции; это был первый набор в Театрально-художественный институт после открывшегося при нём художественного отделения.

По своей природе Рахим Ахмедов был живописец, и кому, как не ему, было преподавать этот предмет. Учась в Ленинграде в Академии художеств, он прошел хорошую школу, и как он рассказывал, у него в Академии были блестящие педагоги. Получив знания, он стремился их отдавать своим ученикам. Больше всего в его характере мне нравилась прямота: если ему что-то не нравилось, он открыто говорил об этом:

– Это мне не нравится!

И умел разъяснить, почему.

В аудитории однажды произошел такой случай. Мы писали постановку. У меня что-то не ладилось; я никак не мог взять какой-то тон, оттенок... Подошел Рахим Ахмедович. Я ему на это пожаловался. Сверяя то, что у меня было на холсте с натурой, он стал мне объяснять. Хотя он объяснял долго и обстоятельно, я никак не воспринимал. Чувствую, что он говорит всё правильно и, главное, по делу. Он логичен, в его словах всё конструктивно, но я не понимаю словесного объяснения. Но как это «взять» на холсте? Красками? И я протянул Рахиму Ахмедовичу свои кисти и попросил:

– Покажите, как это...

Рахим Ахмедович посмотрел на меня внимательно и, взяв кисть, показал на холсте. Отошел, не проронив ни слова... Видимо, он подумал, что я решил его проверить сможет ли, мол он сам написать на холсте то, о чём говорил...

А я, наивный парень, студент первого курса, совсем об этом и не думал: был просто непосредственный импульс, и всё.

Об этом эпизоде Рахим Ахмедович, при случае, увидев меня где-нибудь, всегда вспоминал. Однажды на общественном мероприятии в Союзе художников, я, увидев Рахима Ахмедовича, подошел к нему и мы обнялись. Обычно, когда Рахим Ахмедович появлялся в публичных местах, вокруг него сразу же образовывался круг из молодёжи, его учеников, и он сразу же становился центром внимания. Он, в который уже раз рассказал молодым художникам об этом очень далеком, институтском эпизоде «с кистями». Все добродушно смеялись. Смеялся и я вместе со всеми. Такие случаи запоминаются на всю жизнь. По-моему, они её украшают. Без них жизнь как шурпа без пряностей.

.... Первый год (1954–1955) обучения в институте закончился, и по программе надо было выезжать на летнюю практику, которую Рахим Ахмедович решил провести в Брич-Мулле. Но у меня не оказалось хорошего этюдника. Этюдник мой был старый, ещё со времён училища, и для выездов уже не пригоден. Тогда мой Учитель в мастерских комбината «Рассом» организовал для меня заработок-заказ: сделать копию с репродукции картины И. Левитана «У омута». Возможно он отдал мне свой заказ, и фактически пожертвовал собственным заработком ради студента. Несмотря на то, что в те годы он и сам еще нуждался. Ведь он совсем недавно закончил Академию, имел семью.

С заказом я справился, получил гонорар — и опять же, благодаря Рахиму Ахмедовичу смог купить в художественном салоне новенький большой этюдник, треногу, зонт для художников, много кистей и красок. Теперь можно было ехать на практику.

Эти этюдник и тренога много лет послужили мне и в Акташе, и в Сукоке, и в Кумгане, и в других местах Узбекистана, где я работал на пленэре. Даже в Шерабад- ской степи на солеруднике «Тузкон» на юге Узбекистана этот белый зонт, купленный с помощью моего педагога, спасал меня во время пленэрной работы от изнурительной июльской жары.

Когда мы виделись с Рахимом Ахмедовичем в Союзе художников, на выставках, мы всегда шли навстречу друг другу, он по обыкновению, бодро и с намеком мне бросал: — А... Формалист! В середине восьмидесятых Юрий Чернышев организовал пленэрную группу художников, чтобы осваивать и воспевать природу. В группу входили: Ю. Чернышев, Я. Салпинкиди, Эркин Назаров, В. Ким, В. Чуб, Искра Шин и др. Эта группа художников много лет выезжала на этюды, иногда по два, а то и по три сезона в году. Природа, упорная и серьёзная работа в горах, в кишлаках — «вылечили» меня от «игры» с живописью, вернули к реалистическому методу изображения.

Рахим Ахмедович, по обыкновению, всегда следил за творческим развитием своих учеников, за их поисками, на выставках внимательно изучал наши работы. Может, поэтому, он меня при встречах уже не называл — «формалистом».

На открытии моей персональной выставки в Центре современного искусства 28 декабря 2004 года, когда меня по причине болезни не было на вернисаже, Рахим Ахмедович, выступая у микрофона, неожиданно для всех позвонил по телефону прямо домой и поздравил меня.

– Ты настоящий реалист! — сказал он. На следующий день он опять позвонил, сказал слова профессионала о нашем трудном и прекрасном искусстве живописи. Он понимал реализм не узко, примитивно, а широко, как метод мировосприятия. Эти слова Мастера и патриарха живописи Узбекистана очень меня растрогали: услышать такое — высшая похвала, которую только можно услышать от своего Учителя.

Уход из жизни Рахима Ахмедовича я ощущаю как большую потерю. Он был Личностью. Он был одним из тех, кто очень много сделал, чтобы поднять изобразительное искусство Узбекистана на тот достойный уровень, который оно теперь прочно занимает в мире.

Что и говорить, Рахим Ахмедович, по моим понятиям и, говоря современным языком, всю жизнь был настоящим мачо, — то есть мужчиной.

Рахим Ахмедович — большой художник, Мастер. Достаточно вспомнить его прекрасные, поэтичные и мудрые картины «Материнское раздумье» и «Утро. Материнство».

А сколько у него учеников и последователей! И у всех он останется в памяти.

                                                                            Подготовила Эльмира Ахмедова