Назар ШОХИН. Рассказ "ОБЩИЕ ПОТОМКИ АВРААМА"

В нашей небольшой городской квартире с недавних пор поселилась двоюродная сестра – рослая девушка из отцовского колхоза. Она и поведала мне впервые о «кровожадности» евреев, об их «вечных поисках младенцев». Верилось мне в это с трудом: со многими совсем безобидными евреями я отдыхал в пионерском лагере; много подруг-евреек было у моих двоюродных сестер по материнской линии. К тому же мать постоянно хвалила свою наставницу, а сестренка – свою первую учительницу. Обе были местными еврейками: первая преподавала таджикский язык, вторая – узбекский; обе одевались как здешние мусульманки, и лишь степенная походка, абсолютная бесконфликтность выдавали в них людей другого мира. Впрочем, я сам тогда (и еще больше сейчас!) был похож внешне на бухарского еврея: в родном городе таких, как я, было множество, а вот для прошлого, как, впрочем, и нынешнего Ташкента традиционным это не было.

Моя первая учительница (не выжившая после автокатастрофы) кореянка Любовь Николаевна однажды не выдержала и спросила о моей национальной принадлежности. Спросила, странно поджав губы, зная про меня почти все из анкетных данных, отчего стало ясным ее отношение к евреям. Спустя годы я понял ее: в моем родном городе она поселилась совсем недавно и здешних порядков практически не знала.

В моем классе тогда была только одна еврейка – Катерина, красивая кудрявая девочка в коричневом фартуке и с черным портфелем. Жила она через два дома от нашего, в угловой квартире панельной малоэтажки на самом краю Нового города. Она тоже обладала степенной походкой, тоже была неразговорчивой, доброжелательной, или, как сейчас принято говорить, позитивной.

Все изменилось с переходом после начальных классов в другую школу – ту, что ближе к Старому городу, в получасе ходьбы от дома. «Богоизбранных» тут набиралось уже целых полкласса, много их было и среди учителей, в основном среди тех, кого забросило сюда войной. Здешние девочки-еврейки ругались и сплетничали, как и все остальные, а мальчики-евреи ловко и смело забивали голы в ворота.

…А потом неожиданно начался массовый выезд евреев в Израиль, наши классы стали редеть, а классный руководитель Валентина Максимовна, эвакуированная сюда во время войны русская, каждую неделю пересказывала нам статьи из газет о «сокрушавшихся по поводу переезда» на чужбину евреях.

В классе шестом начались однодневные, а позже – чуть ли не двухмесячные выезды на сбор хлопка. Нам было всего по двенадцать. Это сейчас такую работу принято называть «принудительной и беспощадной эксплуатацией детского труда», а тогда это казалось вполне себе невинным делом с щадящими условиями: в девять утра – на поле, в четыре – с поля, неплохая оплата, в дождь выезд отменялся, на обед – почти час.

Обедали мы, как правило, под раскидистыми деревьями. Я – своим любимым рано утром поджаренным мамой картофелем с невесть откуда взятым кофе в термосе. Они, мои бухарские евреи, – лепешкой и остывшей водой в бутылке.

Иногда мы ели из одной миски, порой – одной ложкой по очереди, если собственная по рассеянности была забыта дома. И именно это навечно осталось в моей памяти; это сдерживало и сдерживает всегда от какого-либо негатива в адрес евреев.

Вместе с нами на соседних полях собирали хлопок крепкие хамоватые учащиеся газового техникума. «Абрам, гони сюда фартук, иначе получишь по морде!» Девочек эти негодяи не трогали, а ребята-евреи безропотно отдавали им свой урожай. В принципе, это и были мои первые встречи с самым настоящим антисемитизмом, вселявшим тогда, в детстве, страх, а сейчас, по прошествии времени, горький стыд, оттого что требовали мзду не у меня, а у моих товарищей по трапезе, которых я не мог защитить.

И последнее воспоминание – о случае, когда школу вдруг перестал посещать одноклассник Бениамин, просто Бен, как его называли на нашем футбольном поле.

Классная собрала всех после уроков, рассказала о своей встрече с отцом Беника. «Дети, жидами людей называли только фашисты, а вы – пионеры, всем ребятам пример. Запомните на всю будущую жизнь: не нация украшает человека, а человек – свою нацию». Этот афоризм получился у Валентины Максимовны экспромтом, и он прочно осел в моей памяти.

Сегодня почти все мои одноклассники и однокурсники разъехались, умерла сестра-колхозница; где-то в Израиле живут Катерина и Бениамин; в России и США – наверняка по соседству с евреями – обитают выпускники газового техникума, а я все больше чувствую себя потомком Исмаила, сына Авраама и брата Исаака…

Журнал «Звезда Востока»,

№ 2, 2022 г.