Он всматривался в грани бытия...(размышления о великом композиторе Петре Ильиче Чайковском в связи с 180-летием со дня его рождения). Часть 1

... В выдающихся явлениях высшего творчества скрыто и глубокое постижение Бытия. И то, что изначально не поддаётся простому, привычно-удобному «раскладыванию по полочкам. Загадки личности и творчества всегда единичны, неповторимы, как и открытые свойства его творений.

Пётр Ильич Чайковский... Дни жизни – и нашей, и наших предшественников – отсчитали 180 лет со дня рождения этого своеобразнейшего и не схожего ни с кем композитора, личности, мыслителя, философа духа. И по масштабам исторического процесса, и по абсолютной цифре прожитых им лет его жизнь предстаёт и краткой – и редкостно заполненной поисками, сомнениями, смятениями духа – и потрясающими открытиями.

Ему было суждено открыть многое новое и в музыке, и в Театре оперы. И путь его  - страстный, ищущий! – был не ни в коей мере не самоупоённым шествием, а некой осторожной поступью в полумраке  предчувствованного, но ещё – не открытого. Да – за невероятно короткий срок он создал одно из своих величайших открытий – «Пиковую Даму» (сознательно пишу это название так, как его писали некоторые современники Чайковского – с написанием «Дама» с заглавной буквы, что точно отражает ее особую значимость!). Да – по собственным воспоминаниям и впечатлениям современников он создавал свои произведения в едином порыве души, как бы воспринимая некое высшее «нечто», словно нисходящее в его сознание с неведомых высот. А, впрочем – не так ли творили и многие, кому этот великий дар УСЛЫШАТЬ, сформировать и отразить в нотах то, что как бы «диктовалось», внушалось их душам – был свойственен не в меньшей мере? Моцарт... Пушкин... Разные, абсолютно не идентичные – но единые в том главном, что было им дано. Отрешившись от бытовой заземлённости , они стремились и пытались сознательно и подсознательно постигнуть – что есть человек и в чём смысл его земной жизни? А если в этой направленности продолжить проникновение в нечто недосказанное, глубоко затаённое, практически непостижимое разумом – то таинственные грани Бытия иногда подпускали к своим пределам некоторых избранных сынов человеческих...

Не хочу здесь в тысячный раз устремляться к датам истории жизни Чайковского – они общеизвестны. Не желаю многословно воспроизводить и повторять  то, что давно написано во множестве трудов и статей. Но... Волею судеб побывав и в маленьком уральском городе Алапаевске, где провёл часть своих детских лет Чайковский – я явственно и «осязаемо» почувствовал своеобразную энергетику комнат и стен небольшого старинного дома, в стенах которого ещё в отрочестве Пётр Ильич напишет первые строки своих сочинений. А посетив знаменитый Дом Чайковского в Клину – я подсознательно воспринял не только многое, что в понимании его творчества как-то скрывалось в тенях. Здесь большинство черт, пожалуй, представились сходными с младшим современником композитора – Антоном Павловичем Чеховым. Это – погружение разума и воли в глубины человеческого духа, старание понять суть радостей и невзгод . И, пожалуй – главное, трагическое. Одиночество духа, непонимание людьми до конца полного смысла того, что ему хотелось сказать. Необычайная заостренность восприятия, бурная экзальтация чувств – как забыть его непроизвольные, искренние слёзы, когда он наносил на партитуру одному ему слышимые интонации уходящего из жизни Германа! Совершенно и в корне иного, чем Германн Пушкина ( уточню, что у Пушкина «ГермаНН» - это сухая и колкая немецкая фамилия, а ГермаН Чайковского – это имя мятущегося романтика духа!). Герой пушкинского трагифарса с самого начала предстаёт хладнокровным и циничным авантюристом, рабом игорной страсти. А  Герман Чайковского – личность, попытавшаяся и сумевшая в пошлом и циничном окружении ПОЛЮБИТЬ.  Но в силу социальных предрассудков – в его  положении не стоило бы и думать о сближении с Лизой – которая волей Чайковского стала и знатной, и состоятельной... Далее будет многое – и анекдот Томского о Графине и тайне «трёх карт», который, если вглядеться пристальнее  – отнюдь не вполне анекдот. Будет и сама старая Графиня, безусловная хранительница мистической тайны – и в силу закона расплаты за владение роковой тайной – необратимо обречённая, как и ВСЕ герои этой, совершенно особой «Пиковой Дамы». Пройдя через исступленность идеи разбогатеть, узнав тайну беспроигрышных роковых трех карт – Герман опустошает душу. И гибнет... И вот этот уход прекрасной – но безжизненно-опустошенной души, лишь в самый последний момент вновь осознавшей величие Любви – и вверг автора в полное слияние душой с героем. И оплакивание... Кого? Только ли Германа? А может быть – и  многих иных, кто мечтал, верил, надеялся, и любил, но –  покидает мир, опустошив душу до предела, до дна... И страшное преображение всем известной музыкальной темы любви Германа, как в кривом зеркале преображается в роковой символ трех карт, сулящих выигрыш, но – опустошающих душу! За все, за все в законах этого страшного конфликта приходится платить самой дорогой ценой...

Нам сегодняшним непросто представить себе характер личности Чайковского, и легче всего придумать его образ в духе взрывной драматичности его героев. Так ли это? Во время нашего с женой посещения Дома композитора в Клину произошел совершенно невероятный случай. Музей именно в этот день и час посетили... современные родственники знаменитой Надежды Филаретовны фон Мекк, которая, как широко известно, оказывала благотворное содействие жизни и творчеству Чайковского. И оказалось, что в музее хранится один из первых фонографов Эдисона, записывавших звук на особые валики. И на одном из этих валиков,как оказалось, запечатлелся голос самого Петра Ильича!

Служительницы музея любезно присоединили нас с супругой к знатным гостям – и всем  нам была представлена совершенно уникальная запись!  В некий вечер Чайковский и его друзья собрались, чтобы послушать игру Антона Григорьевича Рубинштейна – ещё одного выдающегося композитора. И Пётр Ильич показал им приобретённое им «чудо техники» - фонограф. И предложил записать игру Рубинштейна, а он наотрез отказывался. И вот, в день сегодняшний валик фонографа снова запустили – прозвучал гул голосов, просьбы, отказы Рубинштейна, и – энергичная, живая фраза Чайковского: «Антон Григорьевич, ну сыграйте нам, пожалуйста!» Его голос приятно баритонального тембра – был очень позитивен и экспрессивен. Наверное, по этой фразе, которую буквально чудом удалось услыхать – облик Чайковского наполнился в сознании абсолютно новыми и живыми чертами...

С чего в жизни многих представителей моего поколения состоялось первое знакомство с Чайковским? Наверное, с «Детского альбома», пьесы из которого некоторым из нас, и мне в том числе – доводилось играть в детстве. И внутри каждой миниатюры этого альбома таилось «иное дно», прячущее глубины, в которых таилось многое, куда более серьезное, чем, например «Болезнь куклы». Малый круг и мир этого альбома был сжатием до доступных размеров мира большого, со всем комплексом его вопросов и противоречий. А «Времена года»? Разве это просто – двенадцать музыкальных «портретов» месяцев в их последовательности? Да нет – это сама жизнь человеческая в своих «временах» и состояниях духа поисках, порывах, стремлениях и преодолениях. Вот, например, знаменитая «Баркаролла». В кажущейся ее простоте – и образ реки Жизни, несущей каждого то плавно, то – через некие пороги, ив конце концов – уносящая в неведомые дали... Или – не менее известная пьеса «На тройке». Ведь в ее упоительном движении – и бег дней, и неповторимость гармоний души, и некая песенность,  влекущая  куда-то  вперед, к неведомому. И что особенно важно и интересно – это начало и исконно русское, и доступное сознанию и восприятию каждой страны и любого народа. И точно так же созданы все великие творения Композитора...

И ещё одно, почти непостижимое сегодня свойство личности Чайковского. Осознавая преемственность  достижений и традиций и вполне сознавая, что всё истинно новое стоит как бы «на плечах» предыдущих достижений, Чайковский любил и высоко ценил творчество многих своих предшественников. Он буквально боготворил Моцарта, слыша в его творениях не только филигранность и изящество – но и таинство подхода именно к пограничной области Бытия. Столь же радостно и положительно он относился и к великим творцам французской музыки – Шарлю Гуно и Жоржу Бизе. В этом направлении мирового музыкального искусства с особой силой проявились столь близкие Чайковскому романтические устремления и свойства. Творения Гуно и Бизе по-разному, но с глубинной точностью проникали в сам процесс поиска душой выхода из мучительных противоречий. Борьба с тёмной силой, принимающей разные обличия - пронизывала и их творчество. Ещё до них великий Бетховен (которого Пётр Ильич также чтил весьма высоко!) завещал миру зловещий образ Судьбы, как бы стучащей своей грозной тростью в назидание человечеству. В своей солнечно-трагичной «Кармен» Бизе раскрыл столкновение попыток стремления души к свободе – и тёмной роковой силы, предопределяющей трагический исход главных героев...

А мятущаяся, ищущая исходы душа Чайковского развила и продолжила раскрытие этой страшной роковой силы. Было ли это предостережением человечеству в период предвестий многих социальных и личностей ломок, переворотов и крушений? Трудно впрямую ответить на этот вопрос – но черты этих пророчеств всё громче и явственнее звучат в поздних творениях композитора. Девятнадцатый век с его многими противоречиями между прекрасными грёзами – и трагическими ломками судеб и душ – сформировал и в сознании Чайковского непостижимо-мрачный и могучий образ Фатума – слепой силы Судьбы. Этот Фатум безжалостно марширует по миру , ломая и коверкая всё, стремящееся к добру – так жутко и достоверно живёт он в знаменитой Пятой симфонии Чайковского. А в Шестой его симфонии он ведёт человека сквозь драмы жизни к небытию, безжизненной «сфере», в которой вообще нет  ни времени, ни пространства...

Но Чайковский в созидании своей драматургии необыкновенно разнообразен и различен в выборе красок. В полной народного юмора и жизнелюбия «гоголевской» опере «Черевички» композитор воссоздает ситуации и героев гоголевской «Ночи перед рождеством» - да с такой сочностью и обаянием, что сказочные чудеса воспринимаются с искрометным весельем и уверенностью, что счастье, которого человек достоин –непременно будет достигнуто. В «Чародейке» Чайковский на полностью русском сюжете выстраивает притчу о том, как люди исконно опасаются всего, что особенно ярко, красиво, талантливо, что отличается от привычности – и преступно стремятся его уничтожить! А в «Орлеанской деве» в образе доблестной и страстной Иоанны (Жанны Д.Арк) раскрывается величие подвига во имя свободы Родины и великой Любви. И вновь героиня, спасающая Францию – осуждена на гибель и кончает жизнь на костре... Любовь как высший дар небес у Чайковского всегда в центре внимание – и именно ее ждут наиболее суровые перипетии. В «Мазепе» честолюбивые помыслы героя не только губят и добро, и правду, но и приводят всех к полному обвалу и краху... Многоплановое и многокрасочное оперное творчество Чайковского в самых разных воплощениях триумфально шествует по миру – и имена великих исполнителей составляют выдающуюся историю сценической жизни опер композитора и на родине – и во всем мире.

Продолжение следует...

Специально для сайта «Культура. Уз»