Александр Файнберг. Жизнь поэта после жизни

 «Скоро слово станет мною.

Ни восторгов, ни обид.

Чайка вскрикнет над волною.

Лес в ответ ей прошумит».

А. Файнберг

Второго ноября 2009 года народному поэту Александру Файнбергу  исполнилось  бы 70 лет. Он не дожил до своего юбилея две недели, но этот грустный праздник без виновника торжества, который пришёл на узбекскую землю вместе с первым настоящим осенним дождём, даже смерть не могла отменить. В Союзе писателей Узбекистана знаменательную дату нашего великого соотечественника отмечали  мастера пера, кинодокументалисты, художники, преподаватели Национального университета Узбекистана, в котором когда-то топограф по специальности  и поэт по призванию  заочно закончил журналистское отделение  филологического факультета. Сюда пришли  близкие родственники и соседи по знаменитому писательскому дому в центре столицы и просто безымянные поклонники  многогранного  творчества  юбиляра.  В этот день звучали стихи, переводы и песни на стихи А. Файнберга в школах, музеях и общественных клубах узбекской столицы.

Поэт - «дервиш по образу жизни», как тонко охарактеризовал его  литератор А.П. Устименко, - предрекал: «Скоро слово станет мною».    Александр Файнберг, по роду своей профессии, прошёл пешком  сотни таёжных  троп, исколесил вдоль и поперёк  дороги от  песков Кызылкума и Каракума до Байкало-амурской трассы. Но где бы он ни был и как бы его ни  испытывала судьба –  славой и всенародным признанием  или семилетним  большим перерывом, молчанием прессы, непечатанием его стихов  и книг в семидесятые годы,  художник  всегда осознавал, что только поэтическое слово воистину бессмертно и может быть последним оплотом и прибежищем свободы на этой грешной земле.  Поэзия была залогом его внутренней свободы, нравственности, утешением и спасением. 

Александру Файнбергу  казалось даже, что он только проводник на земле,  антенна, которая улавливает небесные звуки  от Бога и воплощает их в слова, стихотворные размеры и строфы, поэтому он скромно называл себя «поющим тростником». Быть может, поэтому он мог в стихах выражать   безукоризненно точно и искренне признание в любви или покаяние («А где виновен был хоть на минуту, /стоял с повинной, как перед крестом»)  и твёрдо, одной  литой строкой или строфой, как резцом на каменных скрижалях,  донести до читателя свои незыблемые нравственные принципы:

 «Искал я душу даже в падшей дряни.

Терял друзей. У смерти был на грани.

Но ключ не подбирал к чужим дверям.

Вот и стою теперь на пепелище.

Блаженны, кто себя не потерял.

Их никогда, нигде никто не ищет».

 

Анна Андреевна Ахматова говорила, что «поэты всех времён и народов  тайные братья, даже близнецы. Идёт несмолкаемая перекличка, облагораживающая мир. Она не смолкнет никогда». И,  действительно, вечер памяти и презентации посмертного нового двухтомника  избранных стихов, поэм, вольных сонетов  Александра Файнберга вылился  в настоящий праздник поэзии и дружбы народов, единения духовно близких людей. Маститые мастера слова и молодые ташкентские поэты Абдулла Арипов, Сиражиддин Саид, Рустам Мусульманов, Степан Балакин, Гуарик Багдасарова, Баходыр  Ахмедов, Вика Осадченко   читали свои стихи и прозаические посвящения юбиляру.

 Александр Файнберг  и после своего ухода  присутствовал на собственном юбилее в своих книгах,  на выставочном стенде редких фотографий  из семейного архива,  в воспоминаниях его преданной спутницы жизни Инны Коваль, а также его  близких друзей. Не хрестоматийный и гламурный, а  живой, скромный, лёгкий, без артистичного пафоса  и  намёка на гениальность, он появился на экране в талантливом  документальном биографическом фильме о нём  Джасура Исхакова.  Поэт, пренебрегая категорией времени, сидя на кухне в своей  трёхкомнатной квартире на 8-м этаже, за чашкой чая и с неразлучной сигаретой в руке, рассказывал  зрителям одновременно просторечным и  высоким поэтическим слогом о себе,  о старом литературном и новом  Ташкенте.

От фильма у зрителей складывается двойной образ Ташкента. В одном из них  поэт родился в семье репрессированных интеллигентов  в 1939 году. Как его довоенные сверстники, он топтал траву в солнечных дворах с глиняными дувалами и неумолкаемой перепёлкой-беданой; играл в футбол, стоя на воротах; голодал в военное лихолетье, когда был «на завтрак – жмых, а к ужину – простуда»; катался на самодельном деревянном самокате на шариковых подшипниках;  благоговейно объезжая  стороной искалеченных  душой и телом инвалидов второй мировой войны, надрывно исполнявших  военные песни  за жалкое подаяние и тем самым  зарабатывавших себе на жизнь.

С детства у поэта было осознание и другого великого города,   ставшего   прибежищем, второй «малой» родиной для многих эвакуированных сюда русских писателей и художников - А. А. Ахматовой, Н.Я. Мандельштам, А.Н. Толстого, К. М. Симонова, Вл. Луговского, К.И. Чуковского, Р. Фалька, В.А.  Фаворского и многих других выдающихся деятелей русской культуры, оставивших неизгладимый временем вечный след на азиатской земле и в истории русско-узбекских  духовно-просветительских отношений. В фильме эта тема прозвучала как личная сокровенная страница  биографии  А. Файнберга.

Д. Исхаков рассказал  собравшимся  о большом количестве сценариев А. Файнберга, внёсших  в национальный документальный, художественный и  анимационный кинематограф особую поэтику и философичность восприятия мира. В них присутствует своя крепкая внутренняя эстетика. Они поражают своим  жизненным драматизмом  и психологическим реализмом. Таких фильмов не было раньше и вряд ли будут впредь:  «Восточный двор с кривой луной» о  старом и новом Ташкенте, в котором автор читает одноимённый стих;  суровая правда войны об Афганистане в художественной ленте «Опалённые Кандагаром»;  «Последнее…  прости!»,  где  чёрно-белые трагические кадры исчезающего   Арала комментирует голос поэта,  декламирующего свои стихи;   «Их стадион в небесах», в котором  звучит песня на стихи А. Файнберга о легендарной футбольной команде «Пахтакор», погибшей в авиакатастрофе в 1979 году:

  «…Дым от взрыва прошёл над страной.

Не виновны мы этой виной.

Просто правила кто-то нарушил,

Ну, а нам был назначен штрафной.

До сих пор плачет ветер в  лесах.

До сих пор ты ночами в слезах.

Не грусти! Мы, как прежде, играем.

Просто наш стадион в небесах».

Этот стих Владимир Сафаров и Алла Тезетдинова включили в свою книгу «Крылья памяти», выход которой был приурочен к 25- летию трагедии пахтакоровцев (2004 год). В этом  году (прошло тридцать четыре  года, как их нет с нами) жители узбекской столицы на Боткинском кладбище возложили море цветов к отреставрированному  заново  памятнику на братской могиле отважных лучших советских игроков-пахтакорцев в день их поминовения – 11 августа.

Мы проводили в Вечность народного  поэта  Узбекистана, Лауреата пушкинской премии А. Файнберга 15 октября 2009 года в яркий погожий осенний день,  в самый разгар «бабьего лета». Но поэт, живший по своим часам, для которого было истинным не столько внешний ход событий, сколько то, что резонировало с его  внутренним самым сокровенным бытием и  было сонастроено с его внутренней целью, ещё при жизни закладывал фундамент новой реальности – «после жизни». Он успел намного раньше своей физической смерти  проститься с нами и с этой грешной землёй в своих стихах «Прощальная поэта» из сборника «Лист», вышедшего в последний год жизни поэта. Наверное, знал, что лучше его и более искренне никто этот самый горестный и возвышенный момент ухода в бессмертие  не сможет выразить своими словами:

 Под огнями небес

По законам земли не напрасно

Ни костёр и ни крест

Над строкою из крови не властны.

Даже попранный прахом,

Поэт остаётся поэтом.

В этом высшая правда.

И музыка высшая в этом»

Вдова поэта Инна Глебовна Коваль рассказывала, что  до последних дней Александр Файнберг  оставался оптимистом  и часто подшучивал над собой: «Родился по собственному желанию -  умру по сокращению штата.  Надеюсь жить». Поэт Велимир  Хлебников когда-то сказал: «Когда умирают люди – поют песни».  В день смерти поэта 14 октября  и в день его рожденья  второго  ноября в музыкально-поэтическом клубе «Арча», в общественном клубе-музее  А. Ахматовой, в литературном музее С. Есенина  теперь уже традиционно звучат песни на стихи А. Файнберга в исполнении его близких друзей, поэты посвящают ему стихи.

В этом неюбилейном году в честь рождения А. Файнберга состоятся вечера его  памяти: 10 ноября в 14-00 в Еврейском общинном центре и 15 ноября  в 16-00 в Российском центре науки и культуры. В РЦНК для молодёжи будет показан биографический фильм «Александр Файнберг» (реж. Д. Исхаков). Газеты «Даракча» и «Новый век» опубликовали подборку его стихов.

И.Г. Коваль  сегодня обращается к новому поколению: «Как его дальний предок, Александр Аркадьевич Файнберг оставил после себя нерукотворный памятник: читайте  15  сборников стихов народного поэта Узбекистана А. Файнберга! При жизни он говорил: «Я уйду к тем, кто ещё не родился…».

 Любовь и поэзия – это секрет долговечного наследия. Поэты не только приходят – они остаются.

 2009/2013

                                                                  Гуарик Багдасарова, литературовед.

 "Читайте  стихи А. Файнберга!"

СЛОВО

 

Где слова не дано – там нет и прав.

Мы отравили древние глубины.

И в берег моря врезались дельфины,

И умерли, ни слова не сказав.

 

Молчат стволы порубленных дубрав.

Локаторы горам прогнули спины.

И меркнет свет над ядерной равниной.

И нету слов у обречённых трав.

 

Не проклянут нас ни вода, ни камень.

Нет слов у псов, добитых каблуками.

Нет слов у птиц, ракетой сбитых влёт.

 

Две тыщи лет от рождества Христова.

А мы живём. И стыд нас не берёт.

Кому ж ты дал, Господь, язык и слово?

 ***

Приметы детства. С ветерком пальто.

На завтрак – жмых, а к ужину – простуда.

Так я мечтал найти кошель раздутый,

Но тот, который не терял никто.

Абсурд  ей-богу, но зато потом

Не стал я ни Гобсеком, ни Иудой.

А где виновен был хоть на минуту,

Стоял с повинной, как перед крестом.

Искал я душу даже в падшей дряни.

Терял друзей. У смерти был на грани.

Но ключ не подбирал к чужим дверям.

Вот и стою теперь на пепелище.

Блаженны, кто себя не потерял.

Их никогда, нигде никто не ищет.

***

Я знаю, мы уйдём за край земли.

Но в той, другой, неведомой дали

Дай Бог, чтоб голос  твой навеял мне

Сон жизни. И любовь, как сон во сне.

 

  Сирень

Давай любовь свою оплачем.

Давай свидание назначим,

Не мучаясь и не грустя.

Сегодня. Десять лет спустя.

Давай сирени наломаем.

Любила ты? И я любил.

Апрель цветёт, как ненормальный.

Апрель заборы проломил.

Сирень горька и безутешна.

Сорви мне счастье наугад.

Мы изменились? Мы всё те же,

Как десять лет тому назад.

В глазах твоих все те же кроны.

В  моих – всё тот же синий дым.

Стекло с вином губами тронув,

Ты говоришь: «Горим?»

                                  «Горим!»

Куда? О чём? За что горим мы?

Ах, за начала всех начал!

За польский вальс неповторимый.

Он только нам с тобой звучал.

Горим?

        Горим!

За наши годы.

Кольцо на дно со звоном брось.

За то, что дым сирени горек.

За всё, что в жизни не сбылось.

 

Любовь, куда? Не оглянулась.

О, это вечное «увы».

Горим же за чужую юность!

Они целуются, как  мы.

 

Горим за всё! За наши беды.

За эту музыку и боль.

За этот мир, от яблонь белый

И от сирени голубой.

 

 

СЕНТЯБРЬ

Приходит пора золотого пера.

Любимая, осень стоит у двора.

Стоит, осыпается. Завтра над ней

Проплачет последний косяк журавлей.

На смену туманам придут холода.

В дождях проливных поплывут города.

 

Любимая, осень стоит у двора.

У мистера Твистера денег гора.

В моём же владенье мерцанье листвы.

Перо золотое, бумага и Вы.

Да на столе деревянном полна

Средь яблок осенних бутылка вина.

 

…Осыплются дачи за городом шумным.

Уже к ноябрю приготовлены шубы.

И кто-то Вам пишет письмо из Москвы.

Конечно, конечно, уедете Вы.

Вздыхаете к вечеру: - Как я устала.

Как много листвы в эту осень опало.

 

И всё так печально. И всё так нелепо.

Что делать, любимый, окончилось лето.

Люблю я последние дни сентября.

Скрипичным оркестром охваченный город.

Люблю эту свежесть и ясность погоды.

Природа спокойно уходит в себя.

 

Уходит…  Как мало уверены мы,

Что всё возвратится к нам после зимы.

В последних туманах скрипят флюгера.

Любимая, осень стоит у двора.

 

Она в догоранье короткого дня.

Прощаньем овеяны кроны и лица.

Всё шепчет «прости» и не может проститься.

И женщина горько целует меня.

 ***

Кого благодарить за радость и за боль,

Что жив ещё во мне тот дворик голубой?..

Подъезды без дверей. В сирени все заборы.

Я маме говорю: «Я дома буду скоро».

Сорвётся ветерок с крыла летучей мыши.

Чердачное окно. Через него – на крышу.

Чуть слышно прозвенит нагретое железо.

Не бездна надо мной, а словно я над бездной.

На свете ночи нет. Лишь сумерки наплыли.

И звёзды надо мной – на светлом голубые.

С балкона слышу я: - Домой…  Девятый час...

- Сейчас, - я маме лгу. Я маме лгу: - Сейчас…

…До гробовой доски с той крыши не уйти.

Мне сорок…  А на ней всё нету девяти.

Там вечная весна. Там время на приколе.

Балкон и синева…

И мама на балконе…

 ***

Скоро слово станет мною.

Ни восторгов, ни обид.

Чайка вскрикнет над волною.

Лес в ответ ей прошумит.