ДАР ПО ИМЕНИ РИХТЕР…

                            (к 100 –летию со дня рождения Музыканта)

…Когда он был с нами в земной жизни и творил – он неизменно  был непостижимо ярким –   и остался на редкость не похожим на многих своих собратьев по искусству.

Когда он ушел из земной жизни, оставив обилие совершенного – и еще большее множество тайн и неразгаданностей, недосказанностей, недозавершений  своей жизни и своего искусства – его самобытность стала еще более осязаемой, выпуклой, возвышающейся, словно пик утеса над всем, что более выровнено.

Когда он открывал для себя многие неизвестные прежде ему страницы познаний мира и Музыки – он входил в этот таинственный сад, словно ребенок – с доверчивостью и надежду на то, что вот сейчас, в этот миг еще какая-нибудь таинственная дверца приоткроется. А за ней – таинственная неведомая даль…

Имя этого Человека и Музыканта – Святослав Рихтер. В эти дни мир отмечает столетие со дня его рождения.

Его удивительный дар был как бы ниспослан ему свыше. И на разных этапах его  постижения себя неутомимой работой души, разума и интуиции порождал результаты удивительные, парадоксальные. Не будет преувеличением сказать, что он сформировал себя сам, с раннего детства осмелясь идти по непрохоженным тропкам и неведомым путям. Осваивая исполнение обширнейшего музыкального репертуара, музицируя и познавая, он решал уже на этом этапе сложнейшие технические проблемы. И ощутимо мощно развил дарованные ему устои Дара высочайшим мастерством. Работа концертмейстером в Одесской опере 30-х годов, включающая погружение в сложную музыкальную драматургию, в проникновение вместе с певцом в самые недры композиторского замысла – закалила и укрепила его творческий и исполнительский потенциал. Уже в эти периоды он начал активно концертировать – и талант его был замечен и оценен уже с той поры.

Не получив формально начального музыкального образования, но планомерно занимаясь самостоятельно, уже давая сольные концерты, он попробовал и не без успеха себя и в сфере оперного дирижирования. Однако дирижировать в своем обширном будущем он не стал. На возникающие вопросы: «почему?» - неизменно отвечал: «дирижер должен по роду своей профессии быть диктатором своей воли и постоянно анализировать. А я не терплю первого, и не склонен ко второму».  В парадоксальности этого ответа как в капле отражен весь таинственный и нераспознанный мир жизни и творчества Святослава Теофиловича Рихтера.

Когда он приехал из Одессы в московскую консерваторию и решительно направился прямо к видному музыканту и педагогу – профессору Генриху Густавовичу Нейгаузу, чтобы поступить учиться в его класс – знаменитый педагог был очень удивлен. Юноша не имел музыкального образования. Но интуиция Генриха Густавовича подсказала ему, что приехавшего неизвестного абитуриента надо прослушать.

И Рихтер впервые сыграл Нейгаузу в классе, заполненном учениками профессора.

А потрясенный Нейгауз шепнул кому-то из стоящих рядом  учеников: «Это – гениальный пианист!».

Вопрос был решен парадоксально, как многое в судьбе Рихтера. Среди учебного года новый ученик был зачислен в класс Г.Г.Нейгауза с обещанием «досдать» все недостающие предметы. И столь же парадоксально Рихтер не хотел мириться с обилием сопутствующих, и , как ему казалось, «излишних» дисциплин и упорно не желал «досдавать» их, неуклонно совершенствуя свое мастерство и блестяще выступая как пианист редкостного дарования и самобытности. Свой «законный» диплом консерватории он получил только в 1947 году, уже будучи признанным выдающимся пианистом с мировой известностью. Очень существенно, что тонкий педагог, Г.Г.Нейгауз вовсе не стремился (как это, к сожалению, нередко случается!) подчинить выдающиеся данные Рихтера своей педагогической воле и «вылепить» из него нечто совершенно иное. А, напротив – как бы соединяясь с его натурой воедино – направлял своего ученика к постижению непростой правды Музыки в ее высшем смысле, осмысливал с ним природу драматургии звука, нюансировки, штрихов. И старался не нарушать гармоничного здания внутреннего мира своего талантливейшего ученика.

В этих размышлениях не стоит отводить время биографическим фиксациям и хронологии достижений Мастера. Фактов его выдающихся выступлений во многих городах мира – великое множество. Пожалуй, более выразительными и ощутимыми здесь будут упоминания о высочайших оценках Рихтера как Музыканта и Личности таких разных и самобытных пианистов мира, как Гленн Гульд, Артур Рубинштейн – в сути которых исключительное своеобразие Святослава Теофиловича признается не имеющим аналогов в мире…

…Своеобразие. Оно проявлялось в необычности проникновения в любое, порой, казалось бы, знакомое произведение. И знаменитый Первый концерт для фортепиано с оркестром П.И.Чайковского в исполнении С.Рихтера под управлением великого Герберта фон Караяна представал произведением конфликтным, преломленным уже через перипетии бурного ХХ века. А широко известная, игранная в детстве многими юными музыкантами «Баркаролла» из «Времен года» П. Чайковского воплощалась образом некой реки Жизни, несущей героя через препятствия и невзгоды к новым неведомым берегам. Подобных примеров в творчестве Рихтера – не счесть, и все они красноречивы.

В оценках жизненных явлений Святослав Теофилович был всегда позиционно точен, принципиален и неколебим. Никакие компромиссы по определению не свойственны его ищущим душе и разуму. Его творческие пристрастия весомо объяснимы, его оценки прямы и честны. Круг людей, допускаемых им к общению – невероятно узок, и для многих состояния его духа были и остаются неким таинственным «кладом за семью печатями». В нюансах исполнения он порой спорил даже с такими величинами, как великий дирижер Караян – и почти всегда доказывал свою правоту. В восприятии отрицательных явлений жизни и творчества был предельно нетерпим к непрофессионализму, искажениям сути композиторского замысла. А по жизни – к бесчестности, непорядочности…

Творчество Рихтера предстало диалектикой эмоциональности и глубинного проникновения Разумом в постижение тайн Бытия. При этом ни в одно из мгновений своей жизни великий музыкант не терял истинно детской первозданной открытости духа для восприятий жизни во всем ее многообразии. А жизнь его, полная объективных противоречий – была далеко не безоблачна. Жертвой репрессий зо-х-40-х годов стал его отец, в мать в новом браке эмигрировала за рубеж – что в те противоречивые годы само по себе сулило немало перипетий. Волею судеб, в годы войны Рихтер избежал варварской депортации, коснувшейся многих его собратьев – немцев по происхождению. Но и в более смягченной мере эта «немецкая печать» негласно травмировала его жизненный и творческий путь вплоть до самой кончины «вождя народов», Впрочем, и потом все «разрулилось» далеко не сразу – только с начала 60-х Рихтер становится действующим музыкантом мира.

В светлых «зонах», озаряющих его земные дни – воспринимается сегодня могучий жизненный и творческий союз Святослава Теофиловича с Ниной Львовной Дорлиак – замечательной певицей и педагогом, родоначальницей «дорлиаковской» ветви российской вокальной школы. Этот союз дал необыкновенно яркие плоды их совместного творчества, замечательные ансамблевые вечера, рождение исполнительских шедевров, не превзойденных и доныне.  А в будущем - и единение Рихтера   с одной из наиболее ярких представительниц этой школы – Галиной Алексеевной Писаренко, замечательной певицей, а ныне – известнейшим профессором Московской консерватории. Творчество Рихтера и Писаренко в ансамбле было примером уникальным. Выдающийся музыкант тщательно и глубинно прорабатывал с певицей каждый нюанс исполняемого произведения. Имея счастье достаточно давно дружить с Галиной Алексеевной, автор этих строк имел благую возможность воспринимать рассказы певицы о замечательных их занятиях с Рихтером буквально «по следам» и из первых уст. Сфера этих репетиций, будучи абсолютно высокомузыкальной – простиралась далеко за пределы музыки. Так, по словам самого Святослава Теофиловича: «когда мы с Галей репетировали романсы Метнера, то работали больше над Пушкиным, чем над Метнером». Иными словами, одним из главных направлений было раскрытие в музыке пушкинского Слова, в стилевых особенностях автора.

«- Работалось очень напряженно, - рассказывала мне Галина Алексеевна. – Он начинал сразу играть будто у нас уже концерт, а не репетиция: с полной отдачей, никаких «разогревов», никаких «в полноги», никаких «чуть-чуть». Он садился за рояль и начинал так играть, что надо было включать все, что у тебя есть на полную мощность. Всегда мы работали долго и много. Репетиций было всегда очень много, может быть, потому, что я не совсем соответствовала его представлениям о том, как это должно быть. Он был очень требовательным. Глубина его понимания, чувства музыки была невероятной!"

С Писаренко Рихтер подготовил и с триумфальным успехом исполнил цикл романсов Метнера, два цикла романсов Кароля Шимановского и редко исполняемые романсы Э.Грига. Мастер вообще всегда был склонен к освоению высот особо непростой драматургии и воплощению произведений, которые звучат крайне редко.

Очень интересным был и выраженный «режиссерский» пласт работы Святослава Теофиловича. Галина Алексеевна рассказывала мне, как, репетируя с ней невероятно непростой, непривычный для «расхожего» вокального и слушательского восприятия цикл Кароля Шимановского «Песни  безумного муэдзина», Рихтер в один из наиболее драматичных моментов всей силой воли потребовал в трагический момент, когда Муэдзин узнает о смерти своей возлюбленной: «А вот здесь, Галя – просто вскрикните от ужаса, как будто Вас кто-то неожиданно тронул сзади за плечо!» Такими парадоксальными поисками путей, приводящих к неожиданным по новизне, непривычности и точности результатам был насыщен весь процесс их работы, за которую Галина Писаренко получила чуть позднее одну из высших государственных наград Польши. 

Парадоксальная смелость и твердость позиций Мастера выражалась и в том, что он отнюдь не считался с «принятостью» установок «сверху». В конце «сороковых-роковых» на фоне открытого преследования «неугодных формалистов» Прокофьева и Шостаковича – Рихтер смело включал их произведения в программы, а многие из них исполнял впервые. Это явление отражалось в его творчестве всю жизнь – он горячо пропагандировал современное композиторское творчество соразмерно с его значимостью, а не коньюнктурой тогдашних «признаний или непризнаний».

Свободно и смело ищущий новых форм, он еще в далеком 1948 году исполнил концертную программу в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. А более чем через три десятилетия основал в зале музея знаменитый фестиваль «Декабрьские вечера», в программе которых звучали выдающиеся произведения разных стран и эпох, а исполнителями были известнейшие музыканты различных стран. Атмосфера этих вечеров была поистине незабываема – здесь не было привычной «удаленности и обособленности» исполнителей, и единение их с залом было еще более вдохновенным и цельным. Новым было и то, что Рихтер, высоко ценящий живопись (и сам великолепно писавший картины) – стремился соединить живописный пласт той или оной культуры и эпохи с соответствующим пластом музыкальных творений. Это единение помогало увидеть и в музыке, и в живописных полотнах нечто Новое, как бы не замечаемое ранее. Доброй волею судеб имея возможность «очно» побывать на некоторых репетициях и концертах этих фестивалей в самые разные годы, я особо отмечу, например, вдохновенно исполненную моцартовскую программу, в которой, наряду с Мастером, участвовали такие выдающиеся музыканты и певцы, как В.Третьяков, Н. Гутман, Ю.Башмет, Э. Вирсаладзе, Д.Башкиров, К.Эшенбах,  Ю.Франц, замечательная певица из Эквадора Беатрис Парра. И хотя почему-то всю жизнь Святослав Теофилович не уставал повторять, что «своего» ключа к Моцарту он пока не обрел – и этот  и другие концерты «Декабрьских вечеров» были пронизаны динамикой контрастов, драматичностью, тонкой филигранностью штриха – и завораживали с первого момента до последнего. По личной просьбе Нины Львовны мне даже довелось откликнуться на этот вечер (и на его телевизионное «отражение»)  подробной рецензией в тогдашней газете «Культура». И удивительный свет этих «Вечеров»,живущих и ныне, уже без Мастера, но в лучах его замысла – греет души слушателей и открывает им новое в, казалось бы, известном… Так же светло и плодотворно живут основанные Рихтером музыкальные фестивали в различных странах мира. Причем, они проводятся в залах, далеко не всегда парадных и обширных! Среди них нередки и помещения камерные, связанные со многими историческими зданиями – и в камерности этих залов – еще большая связь Музыки и Души… А  содружество Рихтера с величайшими музыкантами и певцами мира – такими, к примеру, как выдающийся баритон Дитрих Фишер-Дискау – рождало новые и новые исполнительские откровения.

Но и эта полнота не была бы вполне объемлющей, если бы мы не вспомнили еще об одной стороне творчества Святослава Теофиловича. Он уверенно, высокопрофессионально и… как и во всем – парадоксально и верно поставил как режиссер  оперы Бенджемина Бриттена «Поворот винта» и «Альберт Херринг». Как и прежде, необходимо сказать, что драматургия и музыкальная «фактура» этих опер неимоверно трудна, полна подтекстов, таинств и недосказаний.

Как и в прежних случаях, волею судеб мы с женой вновь оказались в Москве, осуществляя свой постановочный проект. И оказались в преддверии премьеры «Поворота винта» на репетициях  этой оперы под руководством С.Т.Рихтера в Пушкинском музее. А потом восприняли и триумфально прошедшую премьеру. Спектакль готовился к показу в рамках «Декабрьских вечеров» 1985 года. Здесь нельзя не отметить, что и сюжет, и музыкальная фактура оперы Бриттена «Поворот винта» полна тайн и «двойных планов». В ней – таинственное английское родовое имение, куда для воспитания детей главы рода приезжает молодая Гувернантка. Здесь царит атмосфера недосказанности – таинственно ушли из жизни прошлая воспитательница мисс Джессел и дворецкий замка. И Гувернантка с ужасом узнает, что… призраки этих людей преследуют детей, брата и сестру, с неясной целью заманить их за грань бытия. Персонажи детей в опере также автором осуществлены – в их образах всегда выступают юные певцы. Стоит ли говорить о том, как непросто воплотить на сцене такой не вполне уяснимый пласт. Особо отмечу, что Рихтер, ставя оперу, настоял, чтобы она шла в русском переводе, выполненном талантливым знатоком оперного искусства Александром Розинкиным. И оказавшимся весьма органичным и удачным.  Рихтер обосновал свою установку твердо и парадоксально: «Нужно, чтобы зрители ощутили страх – а на чужом языке это не будет осознано». И началась филиграннейшая работа над каждым образом – от опытнейшей Галины Писаренко (Гувернантка) до исполнителей-ребят. Атмосфера этого спектакля в своей завораживающей таинственности и недосказанности – была незабываемой. С потрясающей убедительностью выводил свои «призрачные» рулады исполнитель

умершего Дворецкого, органично и с неимоверной энергетикой отдачи работали все. Но… сам Святослав Теофилович настолько проникся этой полной странностей драматургией, что проживал жизнь каждого персонажа. И показывая исполнителю, как неожиданно должен Призрак Дворецкого возникнуть и распластаться по колонне – он на одной из репетиций сделал это настолько образно и страшно, что ребенок-исполнитель от ужаса расплакался…

Этот спектакль, пронизанный ощутимой раздвоенностью реального и «запредельного» миров – вызывал активное сопереживание и надолго запомнился.

И когда несколько лет спустя мы смотрели в целом превосходный «Поворот винта», привезенный в Москву Английской Национальной оперой – спектакль, немыслимый по технической оснастке и весьма выразительный в исполнении – нам показалось, что рихтеровский «Поворот…» был глубже, пронзительней и трагически проще.

Дар по имени Рихтер – необъятен и многолик. Трудно даже ответить, как это нередко бывает – осознан ли он сегодня за эти его сто лет во всей полноте ? Или продолжает скрывать в недрах недосказанное, заставляя снова вдумываться во многие его черты?        Время, пролетевшее со дня ухода Мастера из его земной жизни, явственно показало, насколько нам недостает сегодня его мастерства, его ранимой прямоты, его философской точности, его не всегда «привычного» понимания и воплощения, его синтеза полета Духа с выверенностью Разума.  Его непостижимой многогранности.          И неуклонного излучения Света откровений Моментов Истины в порой  запутанном поиске верного пути в необъятном и полном противоречий мире…

                                                                                      Андрей СЛОНИМ,

                                        Режиссер-постановщик и сценограф ГАБТ имени А.Навои,

                                                         Заслуженный работник культуры Узбекистана