Джасур ИСХАКОВ. Рассказ "Я знаю, саду цвесть!.."

Он смыл с лица остатки мыльной пены, взглянул на себя, приблизившись к зеркалу. Тимур Степанович Тихов давно не разглядывал своё лицо так близко и внимательно, как сейчас. Что там искать, в этом беспощадном отражении? Новые морщины? Темные круги под глазами?

Щёлкнул зажигалкой, прикурил потухшую сигарету и закашлялся. В ванную вошла дочь Фарида, женщина лет пятидесяти. Она отняла у отца сигарету и выбросила в унитаз.

– Пополощите горло, – строго сказала она и протянула кружку с желтой жидкостью. – А то начнете на записи кашлять!

– Барсик не появился? – спросил Тихов.

– Нет, – вздохнула она горестно. – Наверное, околел где-нибудь…

Бывший диктор республиканского радио Тимур Степанович Тихов уже много лет назад вышел на пенсию, и, когда его приглашали, например, поработать в зимние каникулы «Дедом Морозом» или прочитать закадровый текст в каком-нибудь документальном фильме, он с удовольствием соглашался. Раза два озвучивал рекламу каких-то медикаментов. Но на третий раз заявил, что рекламируемое лекарство – полная туфта и обман. Жуликоватый хозяин «потрясающего препарата» побагровел и показал ему на дверь. После того случая Тимур Степанович больше не озвучивал подозрительные рекламные ролики. Дочь радовалась, если отцу подворачивалась какая-нибудь халтурка. И вовсе не из-за денег. Она видела, что отец сразу будто моложе становится. И хоть на время пропадала эта поселившаяся в глазах нескончаемая тоска… Тихов скучал по любимой работе, тосковал по ушедшей жене Зарифе, которую он, как и все домочадцы, называл Зоей.

Уже два года Тимур Степанович жил в старом одноэтажном доме на Мирабадской, недалеко от железной дороги и снесенной барахолки – знаменитой Тезиковки. Построенный ещё в 1929 году для железнодорожных инженеров, дом с толстыми стенами из сырцового кирпича сильно обветшал. Продавать его или ремонтировать не было смысла, все знали, что вот-вот дома в этом районе будут сносить. Правда, это «вот-вот» тянулось уже лет двадцать.

Квартиру на Ц-5, практически в центре города, в которой Тихов прожил почти четверть века с покойной женой, по общему согласию сдавали за сто пятьдесят долларов в месяц, что было хорошей прибавкой к его скромной пенсии. После годовщины Зои, прямо после поминок, дочь настояла на том, чтобы Тимур Степанович переехал к ней. «Пап, места всем хватит, не жить же вам на старости лет одному! Дети разъехались, Шамиль вечно в отъезде… Прошу, переезжайте ко мне». Хозяин дома, муж Фариды, сварщик шестого разряда Шамиль Файзуллин, уже много лет работал в Краснодаре и наезжал в Ташкент раз в полгода. Обижался, когда кто-нибудь называл его гастарбайтером, потому что там, где он работал, Шамиль считался асом электросварки. На деньги, заработанные вдали от дома, семья справила две свадьбы, помогла детям встать на ноги. Двое сыновей Фариды и Шамиля, близнецы Хасан и Хусан Файзуллины, жили отдельно, своими семьями. У старшего, Хасана, жена была яркая армянка Нунэ, а у младшего, Хусана, – тихая, улыбчивая кореянка София. Каждое воскресенье, по давно заведенному обычаю, в дом на Мирабадской съезжались близкие со своими детьми. И старый дом наполнялся детскими голосами, плачем и смехом. Внуки и правнуки разных возрастов – черненькие и рыженькие, с узкими глазами и с огромными, черными, как спелая слива, непохожие друг на друга, неуёмные, шумные и драчливые – любили бабушкин дом, где можно было носиться по двору, обливаться из шланга, лазать на пыльный чердак, качаться на скрипучих качелях, сваренных Шамилем, возиться с котом Барсиком. А те, что постарше, уткнувшись в свои гаджеты, торчали в Интернете, играли в «стрелялки», переписывались эсэмэсками, или не отрываясь смотрели очередной американский триллер.

– Эй, дети разных народов, вы когда-нибудь оторвётесь от своих чёртовых телефонов? – всегда раздражался Тимур Степанович. – Лучше бы книжку какую-нибудь почитали…

В ответ продвинутые потомки только хмыкали, недоуменно улыбались и снова растворялись в своих виртуальных страстях.

В доме было шесть небольших прохладных летом и теплых зимой комнат.

В одной Фарида поселила отца. Тимур Степанович переехал к ней с двумя чемоданами, стопкой книг, бархатным альбомом с пожелтевшими фотографиями и старым котом Барсиком. Он пытался помогать дочери по хозяйству (любой дом требует постоянной заботы): это прибить, то подкрасить, сходить в махаллю, ещё что-нибудь… Но Фарида жалела его.

– Папа, отдыхайте, я сама… – говорила она.

Поэтому большую часть времени Тихов проводил в своей комнатке: сидел в кресле или лежал на диване и смотрел телевизор, подаренный ему зятем ко дню рождения. В ногах обычно лежал Барсик. Это было любимое существо Тимура Степановича в этом большом и, по сути, чужом доме. Барсик связывал его с прошлой жизнью, с уютной квартирой на Ц-5. Много лет назад Зоя подобрала брошенного кем-то на улице, трясущегося от холода котёнка. Принесла домой, вымыла с шампунем, отогрела в махровом полотенце, налила в блюдце молока.

– Ну, и как мы назовем это чудо? – поглаживая серую в белых пятнах шерстку котёнка, спросила Зоя.

– Барсиком, – не колеблясь сказал тогда Тихов.

– Почему именно Барсиком? – удивилась Зоя.

– Есть причина, – загадочно улыбнулся тогда Тимур Степанович. – Не нравится?

– Барсик так Барсик, – пожала плечами жена.

Теплое прикосновение к животу, уютное урчание Барсика успокаивало Тимура Степановича, с ним он забывал о мелких неприятностях, житейских проблемах и мелких дрязгах. Даже давление у него выравнивалось в эти минуты.

Пропажу кота Тихов переживал болезненно остро.

Несколько дней он ходил по окрестным переулкам, заглядывал в чужие дворы, звал Барсика, спрашивал мальчишек, но всё было тщетно. Кот пропал.

– Дети будут плакать, особенно Лейла, – сказала Фарида, готовя завтрак.

– Поплачут и забудут… – негромко произнес Тимур Степанович.

После завтрака Тимур Степанович надел свой «выходной» костюм, подтянул строгий галстук, поцеловал дочку и поехал на студию звукозаписи.

 

* * *

 

Расположившись в тесной дикторской комнатушке, Тихов включил настольную лампу и стал внимательно просматривать дикторский текст. Тимура Степановича приглашали не только из-за его мягкого баритона. Он на ходу редактировал часто неграмотные тексты, точно расставлял знаки препинания, ставил правильные ударения в самых спорных словах. Редакторы и режиссеры доверяли Тихову и соглашались, когда он вымарывал неудачные места в тексте. А кроме этого, он никогда не спорил из-за гонорара. Брал сколько дадут и молча совал деньги в карман. В былые, доперестроечные, времена работы у Тимура Степановича по понятным причинам было гораздо больше. Кроме основной работы на радио, он озвучивал документальные фильмы. Но и сейчас о нем частенько вспоминали.

– Ну что, Степаныч, в «черную» пишем? – весело спросил его звукорежиссер, сидящий за толстым стеклом аппаратной, Аркадий Зиновьевич, человек с седыми кудрями.

– Аркаша… Если есть время и тебе не лень, покажи кино, – попросил Тихов.

«В черную» означало, что дикторский текст будет записываться без изображения, а потом монтажер вставит реплики в нужных местах ленты. Но Тимур Степанович был обстоятельным и совестливым человеком, он считал, что должен знать, о чем кино или даже семейный ролик, которые нужно озвучить. Многих эта педантичность раздражала: «Что время зря терять?» Но мягкая настойчивость Тихова брала свое.

– Смотрим шедевр, – засмеялся Аркадий, – специально для въедливого старичка!

Тихов, не обращая внимания на подкол старого друга, надел облезлые наушники.

На экране монитора появилась надпись «Международная научно-практическая конференция “Экология. Проблемы вторичного засоления почв”».

Зазвучала плохо начитанная «рыба» дикторского текста. Читал сам автор текста, он же режиссер ролика, самоуверенный, немного развязный парень в бейсболке – Кахрамон, он же Кеша.

На экране один за другим менялись цветные кадры дикой, заросшей полынью и кустарниками степи, перекошенные бетонные лотки брошенных водоводов, останки домов с сорванными крышами, без окон и дверных проемов.

Тихов внимательно смотрел на экран.

«Возникновению вторичного засоления способствует и неправильно применяемая агротехника. В частности, плохо спланированное поле при близком залегании соленых грунтовых вод является одной из причин возникновения солончаковых пятен…», – читал Кеша.

Огромное пятно соли белым мертвым саваном покрывало когда-то зеленую степь.

Высокий голос продолжал:

«Хищническое использование плодородных земель и воды приводило к возникновению вторичного засоления почвы. К примеру, в Голодной и Муганской степях вследствие неправильного орошения и прогрессирующего засоления появились огромные площади засоленных почв».

– Аркаша, останови, пожалуйста, – сказал вдруг Тихов.

– Что там ещё, Аркадий Зиновьевич? – раздраженно спросил Кеша. – Почему стоим?

Тихов вышел в аппаратную.

– Мне кажется, текст слишком сухой и холодный… – сказал он виновато.

– Тимур Степанович, у нас времени в обрез! Что вы предлагаете? – режиссер нервно закурил.

– Мне кажется, можно начать вот так… – негромко произнес Тимур: – «Земля… Это наша мать. И к ней надо относиться с любовью и уважением»… Ну а дальше по тексту.

Режиссер переглянулся с Аркадием Зиновьевичем.

– А что, мне нравится… – оценил звукорежиссер. – Как-то человечнее… Даже мурашки по коже.

– Хорошо, – согласился режиссер, – так и запишем…

Просмотр продолжился.

На экране, сменяя друг друга, появились черно-белые кадры старой кинохроники: степь, снятая из иллюминатора кукурузника; смотрят в окуляры теодолитов геодезисты; по степной целине, поднимая пыль до горизонта, идут рядами скреперы; экскаватор выкапывает широкую траншею – отвод канала…

Продолжал звучать равнодушный голос режиссера: «Наряду с инженерными оросительно-дренажными коммуникациями в те годы строились дороги, новые совхозы, поселки…»

На экране – ряд новых домов, кто-то сажает тонкие саженцы тополей. К одному из домов подъезжает запыленная полуторка. Целинники разгружают нехитрый скарб: раскладушки, матрасы, табуретки, узлы и чемоданы. Совершенно пустая комната с дешевыми обоями. Блестит покрашенный охрой пол. Дверь открывается, в комнату входят несколько человек…

Нижняя точка съемки: Мальчик опускает на пол котенка. Тот идет по пустой комнате, подходит к объективу камеры, увеличивается на весь экран.

– Барсик… – приподнялся в кресле Тихов.

– Ты что-то сказал? – обернулся Аркаша.

– Это Барсик… – повторил Тихов. – Кеша, остановите…

– Тимур-ака, так мы никогда не запишем текст! – раздражается режиссер.

– Прошу тебя… Останови! – Тимур не отрываясь, завороженно смотрел на экран монитора. – Откуда эти кадры?

– Откуда… Оттуда! Из архива. Обычная хроника! – зло произносит Кеша.

– Прошу тебя, сынок… Тихов обнимает парня за плечи. – Найди… Это очень важно.

Кеша удивленно переглядывается с Аркадием.

…Курсор останавливается на файле «Док. фильм». Кеша активирует файл.

На экране монитора появляется черно-белая цветущая ветка урюка. Звучит радостная музыка. На фоне кипельных цветов возникает титр «Я знаю, саду цвесть!» Музыка резко меняется, становится тревожной. Следом идут кадры, уже использованные в ролике Кеши: биплан «ПО-2» летит над бескрайней степью; катится куст перекати-поля; к иллюминатору самолета прильнул кинооператор с трехглазым киноаппаратом «Конвас».

Звонкий голос московского диктора: «Тысячелетия эти бескрайние пространства были мертвы… Не зря в народе эту степь называли “Голодной”…»

Рядами идут скреперы. Синие выхлопы тракторных двигателей, пыль закрывает солнце... Возникает другая музыкальная тема – помпезная, нарочито торжественная.

Диктор: «Но очень скоро люди забудут это страшное название – “Голодная”… Благодаря героизму советских людей степь преображается. Люди провели сюда воду…»

Ковш экскаватора вгрызается в землю, ломая перегородку. По руслу канала течет мутная пенистая вода. Продолжает звучать голос: «И скоро зазеленеют поля, зацветут сады… И, словно горы, поднимутся хирманы хлопка, нашего богатства, нашего белого золота!»

– Прокрути до места, где полуторка, – просит Тихов режиссера.

На экране быстро-быстро мелькают кадры старого фильма.

С грузовика сгружают вещи. Несут к крыльцу дома.

Голос: «Наряду с инженерными оросительно-дренажными коммуникациями, строятся дороги, новые совхозы, поселки… – Крупным планом человек с раскладушкой в руках. – Знакомьтесь, это передовик производства, тракторист-стахановец, Степан Порфирьевич Тихов… В годы войны товарищ Тихов был танкистом и дошел до Праги».

– Отец, – хрипло произнес Тимур.

Аркадий удивленно оглянулся на друга.

Губы Тимура Степановича дрожали, глаза повлажнели.

Голос диктора: «Руководство совхоза выделило интернациональной семье товарища Тихова этот просторный дом».

Из фанерной кабины полуторки спрыгивает мальчик лет десяти. В руках у него котенок. Следом осторожно спускается женщина с младенцем в руках. Мальчик протягивает руку, подстраховывая мать…

– Мама… – прошептал Тимур.

Голос диктора: «А это жена Степана Порфирьевича – Гульрано Исмаилова. Недавно она родила второго ребенка».

Семья поднимается на крыльцо. Повтор использованного в ролике кадра: в пустую комнату входит семья Тиховых. Мальчик опускает на пол котенка.

Голос диктора: «По обычаю, в новый дом впускают кошку. Этот ритуал поручили Тимуру, ученику третьего класса. Пожелаем семье товарища Тихова счастья в этом доме!»

Маленький Тимур стоит на табуретке и громко, с пафосом читает стихи:

 

Я знаю, город будет!

Я знаю, саду цвесть!

Когда такие люди

В стране Советской есть!

 

Кеша с изумлением смотрит на Тимура Степановича.

– Ну надо же… Тимур-ака, сколько лет прошло?

– Много, сынок, очень много, – по щеке Тихова скатывается слеза.

– Степаныч, возьми себя в руки… – Аркадий обнимает его за плечи.

А у самого глаза блестят от слёз.

– Кахрамон, перепиши мне этот фильм, ладно?

– О чем речь, Тимур-ака! Прямо сейчас и катанём!

 

* * *

Семейное застолье подходило к концу. Девочки помогали Фариде убирать со стола тарелки и пустые бутылки. Младшие разбрелись по дому. Лейла, пятилетняя дочка Нуне, погладила фотографию в рамке, где она недавно сфотографировалась с Барсиком. Всхлипнула, поцеловала снимок.

– Ну а сейчас – чай. Я тут пирог испекла… – суетилась Фарида. Она с любовью оглянулась на слегка захмелевшего мужа: – Какой вы любите, Шамиль-ака, с курагой.

– Тимур Степанович, где же обещанный сюрприз? – зевая, спросил зять.

Тихов вытащил из внутреннего кармана диск с фильмом.

– Поставь, – попросил он Хасана.

– Эй, малышня! Ну-ка затихли! Садитесь, будем смотреть кино! – строго произнесла Фарида.

На экране появилось изображение, зазвучала радостная музыка, появился титр «Я знаю, саду цвесть!»

Старый, черно-белый фильм почти ни у кого не вызвал интереса. Только Фарида всплеснула руками:

– Ой, да это же дедушка! И бабуля! Пап, а кто это у неё на руках?

– Моя младшая сестренка, Марьям, Маша… В шестьдесят втором она умерла от скарлатины… Ей было пять лет… Странно, Лейла очень похожа на неё. Такая же красивая.

Послышался храп. Тихов оглянулся: Шамиль, свесив голову набок, спал.

Фарида заметила это.

– Извини, пап, он очень устал… – смущенно сказала она. – А фильм очень интересный… И вы там такой… В тюбетейке...

Дети занимались своими делами: кто-то ссорился, кто-то играл, подростки, как обычно, не отрывались от своих смартфонов и планшетов.

На экране появился кадр, снятый с нижней точки: котёнок идет по пустой ещё комнате, подходит к камере.

– Это Барсик. В честь него я и назвал нашего… – Тихов не успел договорить фразу.

– Смотрите, Барсик! Барсик вернулся! – закричала пятилетняя Лейла, прыгая от счастья.

В проеме форточки сидел старый кот Барсик. Крутил хвостом, словно приветствуя гостей.

– Барсик… – Тимур Степанович покачал головой, не веря своим глазам.

Кот спрыгнул в комнату, немедленно залез Тихову на колени, свернулся калачиком, закрыл глаза и уютно заурчал.

Дети столпились вокруг Тихова.

– Барсик… Барсик, любимый… – гладила Лейла кота.

От шума проснулся Шамиль, в недоумении оглядываясь по сторонам.

– Тимур-ака, а не добавить ли нам по грамулечке?

– Давай, зятек, наливай. С возвращением… – улыбнулся Тихов.

Старый кот проснулся и, повертевшись на коленях хозяина, снова блаженно заурчал. Кончик его хвоста едва заметно подрагивал.

 

Журнал "Звезда Востока" № 2 2020