Ни разу за всю историю человечеству еще не было столь ясно, что оно на распутье. Одна
дорога ведет к утрате последних надежд и отчаянью. Другая — к полному вымиранию. Дай бог,
чтоб нам хватило мудрости сделать правильный выбор. Я говорю об этом отнюдь не с унынием,
а лишь с кошмарной уверенностью в полной бессмысленности бытия, что может быть ошибочно
расценено как пессимизм. Это не пессимизм. Это просто трезвое понимание трагедии
современного человека.
(Под «современным человеком» здесь понимается всякий родившийся в
период между заявлением Ницше «Бог умер» и первым исполнением шлягера «Твоя рука в моей
руке».) Есть два способа описать эту трагедию, хотя философы-лингвисты предпочли бы
свести ее к математическому уравнению — его легко решить и носить с собой в бумажнике.
В простейшем виде проблема такова: можно ли постичь смысл жизни, имея мой размер брюк и
ширину плеч? Вы ощутите всю сложность этого вопроса, признав, что наука надежд не
оправдала. Конечно, ей удалось победить множество болезней, расшифровать генетический код
и отправить человека на Луну; но оставьте восьмидесятилетнего наедине с двумя юными
медсестричками, и ничего не случится, как и в прежние времена.
Ибо подлинные проблемы неизменны. В конце концов, можно ли увидеть в микроскоп
человеческую душу? Вероятно; но, судя по всему, только в очень мощный, с двумя окулярами.
Мы знаем, что мозг самого современного компьютера не столь совершенен, как мозг пчелы.
Правда, это же можно сказать и о некоторых наших родственниках — но с ними видишься
только на свадьбах, по особым случаям, а от науки мы зависим постоянно.
Допустим, у меня появились боли за грудиной. Врачи велят сделать рентген. Но что, если от
облучения я заработаю что-нибудь пострашнее? Обдумать всесторонне не успеваю — кладут в
реанимацию. Дают кислород, и тут, естественно, какой-то практикант решает закурить. После
чего на глазах изумленной публики я в одной пижаме пролетаю над зданием Центра
международной торговли. И это называется наука? Да, безусловно, благодаря науке мы умеем
пастеризовать сыры. И что говорить, в компании без предрассудков сыр — штука приятная.
Чего не скажешь о водородной бомбе. Доводилось вам наблюдать, что бывает, если она
скатится со стола?
А что проку от науки тому, кто в одиночку бьется над извечными загадками бытия? Откуда
взялся мир? Давно ли? Началось ли все со взрыва или по слову Божию? Если по слову, то
почему было не произнести его неделькой раньше, чтобы мы застали побольше теплых деньков?
Что конкретно имеется в виду, когда говорят: «Человек смертен»? Судя по всему, это не
комплимент.
Да и религия, увы, настроения уже не поднимает. Мигель де Унамуно где-то восторгается
«неутомимой настойчивостью разума», но ведь она не всякому по плечу. Особенно при чтении
Теккерея. Я часто думаю, как, наверное, легко жилось первобытному человеку, верившему во
всемогущего доброжелательного Создателя, который присматривает за всем на свете.
Воображаю его разочарование, когда жена вдруг начинала терять талию. Современный человек
далеко не так безмятежен. Он ввергнут в пучину безверия. Он, как это деликатно называют,
не коммуникабелен. Он повидал ужасы войны, он знает не понаслышке, что такое стихийные
бедствия и вечера знакомств.
Мой близкий друг Жак Моно любит порассуждать о хаотичности Вселенной. Он убежден, что все
на свете появилось по чистой случайности, за исключением его завтрака, который — тут не
ошибешься — состряпала домработница. Да, вера в божественный промысел вселяет
спокойствие. Но ведь это не снимает с человека ответственности. Разве не сторож я брату
моему? Сторож. Любопытно, что лично я делю эту честь со смотрителями городского зоопарка.
Без Бога мы чувствуем себя сиротливо и создаем себе кумира в виде научно-технического
прогресса. Но что может объяснить научно-технический прогресс, когда новенький «бьюик»
(Нат Зипский, мой хороший приятель, не поездил на нем и трех дней) влетает в витрину
ресторана «Телячья нежность» и посетители едва успевают броситься врассыпную?
За четыре года мой тостер ни разу не сработал как следует. Я действую точно по
инструкции, закладываю ровно два ломтика хлеба, и через секунду он выстреливает их
обратно. Как-то раз таким выстрелом сломало нос одной дорогой для меня женщине. И мы
надеемся, что гайки, болты и электричество решат все проблемы?
Конечно, телефон — дело хорошее. Да и холодильник. И кондиционер. Но ведь не всякий
кондиционер. Не тот, например, что купила моя сестра Хенни. Он работает с диким грохотом,
но прохлады не приносит. Вызвали мастера. Стало хуже. «Ну, на нет и суда нет, — сказал
мастер. — Не нравится — покупайте новый». Сестра стала упрашивать, но мастер попросил не
действовать ему на нервы. Этот человек явно не коммуникабелен. К тому же он все время
улыбался.
Беда в том, что нас не подготовили к жизни в технократическом обществе. Что поделаешь,
политики либо некомпетентны, либо продажны. Иногда и то и другое вместе. Государству нет
дела до нужд маленького человека. Уже в пять минут седьмого бесполезно звонить в Конгресс
своему депутату. Не отрицаю, демократия пока остается наилучшей формой общественного
устройства. В демократическом государстве по крайней мере охраняются права человека.
Никто не вправе без веских оснований подвергнуть гражданина пыткам, бросить в тюрьму или
заставить досмотреть некоторые бродвейские шоу. По сравнению с тем, что творится в
Советском Союзе, это — небо и земля, конечно.
В тоталитарном государстве человека могут приговорить к тридцати годам исправительно-
трудовых работ только за то, что он насвистывал. Если через пятнадцать лет он не
перестает свистеть, его расстреливают. Плечом к плечу с варварством фашизма шествует по
планете терроризм. Никогда за всю историю человек так не боялся включить
электромясорубку: а вдруг она взорвется?
Насилие порождает насилие, и, по некоторым прогнозам, вскоре доминирующей формой
общественных отношений станет взаимное похищение детей. Перенаселение накалит все
проблемы до предела. Цифры свидетельствуют, что уже сейчас на Земле живет гораздо больше
народу, чем нужно, чтобы перенести самый тяжелый рояль.
Если призыв прекратить размножение не будет услышан, к 2000 году негде будет сесть
пообедать — придется ставить стол на голову незнакомым людям. Они будут вынуждены
неподвижно ждать, пока мы закончим с компотом. Неизбежно разразится энергетический
кризис: автовладельцам будет отпускаться бензина ровно столько, чтобы сдать назад на
полметра.
Но мы не желаем принять вызов, предпочитая одурманиваться наркотиками и сексом. В своем либерализме общество зашло недопустимо далеко. Когда еще так расцветала порнография? И вечно попадается третья-четвертая копия, на экране ничего не разберешь. Надо признать: у нас нет ясных целей. Мы так и не научились любить. Нам не хватает лидеров и четких программ. Мы разобщены духовно. В полном одиночестве мы проносимся по жизни, срывая друг на друге свое отчаянье и боль.
К счастью, мы пока еще не утратили чувства меры. Таким образом, подводя итоги, можно с уверенностью сказать: будущее сулит нам огромные возможности. Но также таит западни. Надо умудриться не попасть в западню, не упустить возможностей и вернуться домой часам к шести.
Источник: https://isralove.org/load/23-1-0-3309?utm_source=email
