ДАР, НЕСУЩИЙ ИМЯ "КОЗЛОВСКИЙ"... (размышления о творчестве и личности великого певца Ивана Семёновича Козловского в день 120-летия с его дня рождения)

... Дар, несущий имя «Козловский»! Да, это ёмкое и многозначное  имя знали и знают и почитают  представители многих поколений. Его необыкновенный, ни с кем не схожий тембр голоса нёс людям удивительный свет и устремлял души к высокому. Его истинно философская душа, погружённая в самые сердцевины таинств и странствий человеческого духа – была и и просветлённой, и глубоко озабоченной перипетиями мира, и воспевающей любовь и красу Творения – и горько скорбящей от несовершенств иных, полярных сторон мира и человека в нём.

Иван Семёнович Козловский... Певец и артист высочайшей одарённости свыше, мудрый и истинный проповедник высших устоев духовности и возвышения души. На оперной сцене он провозглашал и отстаивал всеми творческими способами средствами особую правду Пения и Оперы, основанную на том, что для пения нужно и важно особое состояние духа. Ему было должно и возможно  высоко взлетать над всем примитивным, привычным, заземлённым, проинизанным роем мелких бытовых «правдишек». Ему был дарован Голос особеннейших свойств и возможностей, голос редкого, беспредельного диапазона и своеобразного, узнаваемого с первых звуков тембра.  Но голос для истинного Певца – это великая и неисчерпаемая основа для раскрытия психологии образа в  движениях чувства и странствиях души. В отличие от музыкального инструмента, играя на котором человек своим мастерством и излучением энергетики буквально оживляет хитроумный механизм – человеческий голос неразрывно связан с психологией, энергетикой и, что самое главное – с неповторимостью личности Певца-артиста, умело делающее этот дар СРЕДСТВОМ для воплощения своих творческих замыслов.

Сегодня Ивану Семёновичу – 120 лет. Сознательно пишу эту дату в настоящем времени по отношению к его жизни, вопреки дате фактического завершения земного пути Певца в конце декабря 1993 года. Дата и цифра весьма значительны даже в масштабе смены двадцатого века (в котором Певец жил и творил!) на наш бурный и неспокойный двадцать первый. Сопоставляя эту дату с тем, что собственная жизнь и моя, и сотен представителей поколений как моих родителей, так и их детей и внуков совпала с творчеством «действующего» великого артиста И.С.Козловского – испытываешь вполне понятный трепет. А великий дар судьбы, который позволил мне приблизиться к Ивану Семеновичу и обрести великое счастье тёплых отношений и удивительных общений с ним примерно в последние 15 лет его великой жизни – я считаю редкостным приношением свыше. И глубоко храню в памяти многие содержания наших удивительных встреч...

В судьбе человека и Певца Ивана Семёновича Козловского много и внешне необычного – и явственно предопределённого многими причинами и следствиями. Можно с особой убеждённостью сказать, что Козловский от истоков сформировал и усовершенствовал себя сам. Как и многие его собратья по творчеству, он вышел из самых сокровенных глубин народа, и всю жизнь до последнего вздоха совершенствовал свой великий Дар. И осознанно, мудро и весьма своеобразно «изваял» свою человеческую и творческую индивидуальность.

Да,  высоко одаренные люди, которых он встретил на пути – в высшей мере ценили лучшие свойства его одаренности, и стремились лишь помочь им проявиться  наиболее полным  образом. Знаменитый киевский профессор Елена Александровна Муравьёва, распознав самобытность дара своего, тогда еще ПЯТНАДЦАТИЛЕТНЕГО ученика, сказала : «Ванечка, у Вас от природы голос поставлен совершенно верно и очень своеобразно. Я не стану учить Вас технике вокального ремесла – Вы наделены ею от природы. Мы займемся вокально-психологической отделкой оперных партий и романсов!» . И устои этой  замечательной вокально-психологической школы Иван Семёнович в течение всей своей великой жизни развивал и совершенствовал.

И ещё одно – символическое и почти знаковое. Служа в Красной армии кавалеристом, Козловский совмещал свою службу с работой солистом в местном театре. И приезжал на спектакли... на своем белом коне. И зрители, уже тогда почитавшие молодого певца, узнавали, поет ли он в сегодняшнем спектакле или нет по тому – стоит ли конь у артистического входа в театр?..

Вот что ещё буквально поражает. До Большого театра И.С.Козловский служил и в Полтавской, и в Харьковской опере, и в Свердловске. И будучи по возрасту весьма молодым – нигде не считался «начинающим, подающим надежды». Нет – он работал в разнообразии своих оперных героев настолько ярко и смело, что, ещё не достигнув 26 лет, уже общепризнанно считался мастером (пошлого и безликого термина «звезда» тогда по определению не существовало, да и не могло быть!).Пение Козловского было совершенным и не знающим технических проблем. Но не менее важно и нечто другое. Всмотримся в ранние фотографии его Ленского тех лет. И – удивимся редкостной заостренности трагедийности этого образа юного Поэта, почти «по-гамлетовски» ощущающего свой ранний уход и встречу с пугающей неведомостью. Припоминаю и другое – в одной из многих наших бесед с Иваном Семеновичем уже в восьмидесятые, он с интересом припомнил, как в тридцатые «человек с усами, определяющий эпоху» спросил его: «Иван Семёнович, а почему  Вы так драматизируете «Сцену дуэли» в «Онегине»? И Козловский ответил, как всегда – ёмко и глубоко: «Иосиф Виссарионович – там же Ленский у Грани Бытия!» . И Вождь сказал:» А пожалуй, Вы правы...»

Разнообразие героев Козловского на оперной сцене многоцветно не только по множественности и психологическому несходству. Одно сопоставление этих героев впечатляет – Альфред из «Травиаты» Верди – и Герцог из «Риголетто», остроумно-изысканный Граф Альмавива из «Севильского Цирюльника» Россини – и мудро-просветлённый царь Берендей в «Снегурочке» Римского-Корсакова, Фауст, безуспешно ищущий смысла Бытия в земной страсти и получивший по сговору с Дьяволом оболочку Юности – и потрясающее воплощение совести народной в момент тяжелейших испытаний Юродивый в «Борисе Годунове»... А рядом – и трагически сражённый демонической силой грузинский князь Синодал из «Демона», и удивительный Ромео, который тоже, подобно Гамлету, осознает, что зло и убийство рождают только опустошение души. И – Дубровский, и молодой Владимир Игоревич, и непонятный пришелец Индийский Гость в «Садко», поистине гипнотизирующий своей песней о чуде-птице... Но ни в одной из этих блестящих работ Козловский не рисует своих героев лишь сугубо лирическими красками. Ивану Семёновичу нужны и важны ПРОТИВОРЕЧИЯ, конфликты, контрасты. Так в образе поэта Рудольфа из «Богемы» Пуччини Мастер раскрывает не только светлое чу4вство его к Мими, но и смело касается момента слабости Рудольфа, который, узнав о тяжкой болезни своей возлюбленной, соглашается... расстаться с нею, чтобы не видеть её непростых мгновений недуга. И горько раскаивается – его дуэт с другом Марселем в последнем действии пронизан отягощением духа и тоскливой утончённостью нюансировки – в полном согласии с замыслом автора. А Фауст, стремящийся покорить своей страстью Маргариту – остается мудрым философом в молодой оболочке. И не только излучает свою страсть, но и в некие моменты сомневается, предчувствуя совсем не доброе развитие событий.

Иван Семёнович Козловский – выдающийся оперный АРТИСТ, сливший воедино свой выразительный и безупречный вокал – и совершенно особенную, не схожую абсолютно ни с кем  актёрскую природу. Его герои умели смело и выразительно жить по законам высшей Правды оперы и в полной внешней статике, и в своеобразии пластики, неотрывно связанной с энергетикой пения. Как всё нестандартное, его творчество высоко оценено и понято  именно теми, кто был в состоянии понять и принять новизну его творческой палитры. Известно, что  В. И. Немирович-Данченко вполне серьёзно звал ещё совсем молодого Ивана Семеновича участвовать в гастролях МХТ за рубежом, предлагая ему ответственнейшие роли. А В.Э.Мейерхольд упорно просил его согласиться сыграть роль Армана Дюваля в его легендарной «Даме с камелиями». И тот, и другой великий мастер были равно далеки от умильной комплиментарности, и оценивали дар и мастерство Козловского в полной мере его масштаба и – что существенно! – нестандартности. Однако, из-за различных «заборов» в разные времена высказывались и некие «несогласия» со спецификой высочайшего мастерства Певца. Особо странно было это услышать совсем недавно в передаче российского канала «Культура». Там в передаче памяти Певца  вполне авторитетная дама рискнула сказать, что Козловский-де – «не оперный, а народный певец» (?!). Думаю, что комментировать этот «камуфлет» бессмысленно. Отмечу только, что на таком же сомнительном уровне «профессионализма» прозвучали сравнительно недавно и «мнения» неких деятелей,  которые всерьёз рискнули утверждать, что А.С.Пушкин – вовсе не поэт, а лишь – «пересказыватель сказок и легенд» и «эпигон Байрона». При этом, разумеется, и Пушкин, и Козловский остаются в своём различии истинных величий в полном «звучании» своих неповторимых качеств и свойств, - ну, а «высказыватели» - тоже полностью такими, какими они и есть...

О некоторых образах Козловского стоит сказать особо. Невероятный, глубинный, истинно новый по силе обобщений Юродивый в «Борисе Годунове» стал у двадцатисемилетнего Козловского истинной знаковой «вехой» творчества и прошел рядом с ним всю его долгую жизнь.  Вспомним, что до воплощения Козловским этого образа даже во времена Шаляпина просто не упоминали – он представал «проходным», не значимым. А Иван Семенович, проникнувшись глубинами его основ, создал образ-откровение. Начиная со своеобразного облика, странного жестяного головного убора, иконописности черт – и до соединения детской ранимости, непосредственности с раскрытием образа Провидца, сострадателя – прошел процесс, явивший Юродивого как одного из главнейших образов трагедии. Человек истинной веры – Козловский в этом образе не осуждал, не обличал преступного Бориса за убийство малолетнего царевича. Он – СОСТРАДАЛ ему, потому что ведал тяжесть этой вины и горестности воздаяния преступному царю за него. И вспомним, что это было время преддверий многих суровых и смертельно опасных событий в жизни тогдашней страны. И этот странный Юродивый – предостерегал, предчувствовал, предвидел.

Скажем ещё об одном, крайне существенном.  Человек истинной веры – Козловский отдал щедрую дань своего творчества и проникновенному исполнению чисто духовных произведений, в которых поистине не имел равных в глубине раскрытия их образности и устремленности духа...

А посланник небес, рыцарь добра и света Лоэнгрин, бережно воспринятый Иваном Семёновичем «из рук» другого гиганта творчества – Леонида Витальевича Собинова – тоже стал одним из знаковых образов Певца. И надо сказать, что именно Собинов фундаментально изменил суть образа рыцаря Лоэнгрина, преобразив его из «железного Сверхчеловека» в подлинного посланника Добра. Он властен всесильно разить Зло, Но... только до поры, пока люди ему без сомнений верят. Иван Семёнович скрупулёзно вник в эту основу образа. Он раскрыл эту суть Лоэнгрина по-своему, но и здесь предельно заострил изначальное роковое противоречие. Его Рыцарь Добра и Света раним, мудр и чётко осмысливает  непонимания людьми его бескорыстия и устремлённости. И люди, усомнившись, своим безверием гибельно лишают Лоэнгрина-Козловского всесилия его миссии. А возлюбленная Эльза своим сомнением также разрушает и устои их любви и единения, и возможность гармонии на земле. И Козловский необычайно мудро, скупо и трагично подводит своего Рыцаря к моменту его ухода от людского непонимания... Тут налицо и параллель, которую Певец явственно прочерчивает непосредственно из феномена явления к людям Христа. И – как думается! – отголоски драматических жизненных глубоко личных дисгармоний Ивана Семёновича...

Мало кто задумывается над тем, сколь нелёгок был его творческий путь. Да, было в изобилии и общенародное, и даже официальное признание. Были более чем заслуженные звания и регалии самых крупных масштабов и уровней. Но натура артиста Козловского стремилась к новизне – а его старались сковать нормативами привычностей, «причесать», уравнять. Были и банальные попытки характерных для тридцатых готов опасных наветов, грозный результат которых предотвращал только сам Вождь. Были и горестные «рифы» в личной жизни, так до конца и непреодоленные. Но был и замечательный эксперимент – создание Иваном Семеновичем  театра оперы нового типа, который он назвал скромно – «Государственный ансамбль оперы». До самой войны он осуществлял в этом своём театре своеобразнейшие эксперименты, причём отнюдь не только пел, но и в окружении и в составе талантливых коллег ставил своеобразнейшие спектакли – и был и в этой профессии весьма самобытен и ярок!

Иван Семёнович, как и в те грозные и сложные годы, так и позднее - сумел неоднократно проявить незаурядную смелость. Эта смелость и высота принципов в те крайне непростые годы могли серьезно угрожать не только его карьере, но и жизни. Глубоко устремленный к вере, в разгар атеистических устремлений он умудрился спасти от разрушения целый ряд московских храмов. В числе них – знаменитый прекрасный храм в Брюсовом переулке, прихожанином которого он был основную часть своей жизни, часто пел в его стенах, а в свой час ухода именно оттуда был препровождён в свой последний земной путь. Не могу не вспомнить и ещё один из его замечательных рассказов. Накануне войны творчество С.В.Рахманинова, поскольку он являлся эмигрантом – вообще было под запретом с момента его эмиграции. А Иван Семёнович уже в тридцатые смело включал в свои программы рахманиновские романсы.  Кульминацией смелости этого подвижничества стал момент, когда на очередном кремлёвском приёме Козловский объявил ведущему, что хочет исполнить полный горечи и трагизма романс Рахманинова «Христос воскрес!» на стихи  Д.Мережковского – также эмигрировавшего в Европу! Перепуганный конферансье лишился дара речи. И Певец сам объявил свой номер всему правительственному синклиту во главе со Сталиным. И спел его – во всей заостренности конфликта, горечи и скорби. Певец замолк – в зале тишина. И вдруг – первые аплодисменты... Сталина, и его реплика: «Какая сильная вещь!». Практически с этого момента Рахманинов стал беспрепятственно звучать в концертах. А после того, как великий композитор в годы войны пожертвовал для строительства танков огромную сумму – его творчество по праву снова воцарилось в исполнительстве. А в более поздние десятилетия Козловский упорно настаивал – и добивался! – чтобы его талантливейшие коллеги были удостоены званий по их реально выдающимся заслугам!..

Приведём как в киномонтаже короткие кадры особых моментов жизни и творчества Козловского. Вот в суровые годы войны на переднем крае фронта под гул снарядов он поёт перед бойцами – и души светлеют в горестные моменты... Вот, уже формально выйдя из состава великой труппы Большого театра, он в разные периоды осуществляет экспериментальные постановки – то своего любимого «Лоэнгрина» -неоднократно и по-разному. То привлекает в свои концерты талантливейшую молодежь – например, совсем юную Галину Писаренко! – и совершает в этом ансамбле подлинные откровения искусства. Многим ярким молодым певцам, дирижёрам Иван Семёнович помог в их становлении, неоднократно привлекая к своим интереснейшим проектам.

С совсем небольшой «ретушью» Козловский с любовью и бережностью исполнил «Элегию» совсем юной в семидесятые Екатерины Кожевниковой, открывая ей путь в большое композиторское творчество. А вот на своём восьмидесятилетнем юбилее Певец смело и неожиданно являет публике своего Ленского – но отнюдь не восемнадцатилетнего, а  убелённого сединами, в синтезе горячности юности и мудрости преклонных лет!

...А вот в холодный январский день Певец приходит на московскую премьеру спектакля  автора этих строк и по окончании спектакля одаривает теплом всех участников и ипостановщика. А в другой раз неожиданно, сюрпризом публикует тёплую рецензию в «Известиях» на мой спектакль «Пиковая дама», который я тогда поставил в том же  театре-студии оперы Академии имени Гнесиных...

Доверительность, теплота и какая-то исповедальность наших многих встреч и бесед – и на его знаменитой квартире в Брююсовом переулке, и на тогдашней знаменитой даче в Снегирях. Мягкий, тёплый юмор, интерес к собеседнику, знаменитая фраза начала бесед: «С чем вы пришли?». И многое, многое иное – в подтекстах и за кадром этих дорогих воспоминаний. Тепло и неповторимость атмосферы «дома Козловского», к счастью, бережно хранятся и сегодня его дочерью Анастасией Ивановной, внучкой Анной Юрьевной и правнучкой Софией. Добрые и теплые отношения с этой замечательной семьей мы с супругой храним до сих пор.

Необозримо обширен и архипелаг камерного исполнительства Певца! Утонченность Глинки, затаенный и скрытый трагизм Чайковского и Рахманинова, изысканность воплощений многих «салонных» романсов! Драматичность романтизма Шуберта и Шумана, хоральная истина Баха... Знаменитый романс «Я встретил Вас...» на стихи Ф.Тютчева, особенно любимый Певцом и неподражаемо им исполняемый – содержит тайну авторства его музыки. И бытует, наряду с иными, версия, что или редакция музыки, или даже сама она  – тоже детище Певца... Открытость и затаенность чувств народных песен, в том числе – особо родных Певцу, украинских. Да, в его творчестве – два крыла – и родное украинское, и русское – вершили полет его могучего искусства. Острый и глубокий ум, тонкая ирония и юмор пронизывали всё его творчество. Но эта палитра иногда представала и совершенно иной, несказанно более широкой и неожиданной!  В пронзительно-трагичном романсе М.П.Мусоргского «Полководец» Иван Семенович невероятно точно и внятно с как бы «непривычными» для тенора красками  рисовал жуткий образ...  ухмыляющейся Смерти, упивающейся своим могуществом над полем, усеянном телами после битвы...

Греет душу и то, что и у нас в Ташкенте, и в Москве мне с моими талантливыми коллегами удалось вот уже несколько раз осуществить спектакли-концерты, посвященные памятным датам Певца. Лучшие силы нашего ГАБТ имени А.Навои не менее трёх раз воздавали светлую дань его творчеству. А в Москве четырежды на сцене Центрального дома работников искусств, а также на сцене Белого зала Дома-музея М.Н.Ермоловой силами молодых оперных талантов мы осуществляли разные памятные вечера в честь певца. И воспитанники несравненной народной артистки России, профессора Галины Писаренко и Народного артиста России профессора Анатолия Лошака с честью олицетворяли великую преемственность традиций и мастерства. Прекрасный московский концертмейстер Евгения Лопухина и моя супруга и товарищ по творчеству Людмила Слоним осуществляли музыкальную часть этих проектов. Общественность Москвы с неизменной теплотой и искренностью принимала эти наши необычные вечера..  Большие планы были задуманы и на эту юбилейную дату – но, к сожалению, непривычно-тревожная ситуация в мире заставила нас перенести этот проект на лучшие времена...

Дар, несущий имя «Козловский»!.. Сто двадцать лет отсчитало время со дня его рождения.  Более четверти века отделяет нас от  ухода Певца из земной жизни. Но именно силой своего вневременного сияния он заставляет нас всё пристальнее всмотреться в самую суть того, что он всю свою долгую жизнь стремился нам поведать. И попытаться с новой силой, с новых позиций понять главное, что несёт нам творчество этого истинного Рыцаря Света и Добра. А постараясь понять – и  убедиться в том, что абсолютно всё сделанное и осуществлённое Иваном Семёновичем Козловским вовсе не осталось где-то «там» в былом («минулом» - как чуть странно, но ёмко любил говорить Певец!). А невероятно  опережает в своих поисках и наши дни, и суетливую суматоху убогих «лженоваций» в опере, и гибельное устремление на театре к низменности примитивных страстишек.

Да, этот удивительный Дар, несущий имя «Козловский» и сегодня  снова и снова устремляет человеческие души к высотам, к подлинности чувств и деяний, к осознанию истинного места Человека в смятённом сегодня, но созданном для гармоний и счастья беспредельном мире...

 

Андрей СЛОНИМ,

Заслуженный деятель искусств Узбекистана,

Режиссёр-постановщик ГАБТ имени А.Навои