Мы освещаем новости культуры Узбекистана: театр, кино, музыка, история, литература, просвещение и многое другое.

Ru   En

Поиск по сайту
Главная Панорама Вернисаж Театр Кинопром Музыка Турбизнес Личная жизнь
Литература
Мир знаний
26.11.2017 / 23:56:07

По "Междуречию" в поисках Дон-Кихотов


Побудь с язычником,

Желающим заколдовать действительность.

А. Бубнова «Мы стоим на перепутье»

Издательством Национальной библиотеки Узбекистана имени Алишера Навои опубликован альманах Творческого семинара начинающих авторов при Союзе писателей Республики Узбекистан "Междуречие". Книга интересна калейдоскопом небольших произведений в стихах, прозе и драматургическом роде нескольких уже известных (Бах Ахмедов, Вика Осадченко) и по большей части молодых начинающих авторов. Предложенные в сборнике произведения писателей и поэтов по существу двух поколений позволяют достаточно наглядно проследить тенденции развития литературного мышления современных авторов Узбекистана, пишущих на русском языке.

Следует отметить, что оба поколения, представленные в сборнике, оказываются не в конфронтационных отношениях "отцов и детей", но находятся в одном лагере и ощущают духовную и творческую близость: и те, и другие сформировались под сильным воздействием периода 90-х годов истекшего столетия и последовавших затем изменений и путешествуют по литературному "Междуречию" в одной лодке. Здесь уместно говорить лишь о степенях различий, определяющих последовательное развитие и усиление одних и тех же художественных тенденций. Весьма условные границы между ними обнаруживаются в зависимости от того, на каком этапе жизненного пути, образования, культурного развития застали их те самые пресловутые "девяностые годы", в какой мере целостно успело сложиться их мировоззрение и к моменту глобальных перемен.

Если для представителей титульной нации, ее художественной интеллигенции отмеченный период был заполнен идеями создания суверенного государства, проблемами национального самоопределения и самоутверждения, осознания себя в новом историческом качестве, то для представителей русскоязычной культуры это выработка отношения к новому статусу страны, в которой они выросли и в которую вросли и восприняли как родину. Не случайна ностальгия по старому доброму Ташкенту в мемуарном очерке Р. Крапаней "Междуречье" и доброжелательное постижение современного ташкентского мира в своеобразном эссе Муртаса Кажгалеева ("Ташкентцы"). Вместе с тем в какой-то мере это был и период вакуума в понимании перспектив русского культурного мира здесь и шире, осознания противоречий внутри него самого, а также кризиса современного европеизма в его ультралиберальных концепциях.

Старшее по возрасту поколение (Р.Крапаней, Б.Ахмедов, А.Толоконников, А.Махнев), успело получить пусть и тенденциозное, идеологически зацикленное, но в какой-то мере системное образование, "логизированное" определенным образом с целью дать представление о законах развития исторического процесса и явлений культуры. С целым рядом его положений воспитанники не могли согласиться уже в период обучения, и сомнения разъедали их мировоззренческие позиции. Но у этого типа образования были и свои преимущества: условная целостность и объемность, и, как это не покажется удивительным, своеобразная "объективизированность". Понимание жизненных процессов как результата социально-идеологического противостояния, "борьбы идей" требовала показа, пусть примитивного, составляющих различных позиций, осведомленности о противоположных полюсах этого противостояния, о логике "другой стороны". Известные письма Ивана Грозного изучались в сопоставлении с письмами Андрея Курбского; великий художник с "кричащими противоречиями" Лев Толстой или "реакционный", "идеологически ущербный" Достоевский ("архивредный" по Ленину) соотносились с "идеологически правильным и прогрессивным", хотя художественно уязвимым Чернышевским. То есть, так или иначе, пусть упрощенно и искаженно, но предъявлялись противостоящие тенденции в историко-культурных ситуациях. В процессе образовании каждым определялось и выбиралось "свое", но слушатели "привыкали" и к тому, что есть нечто противоположное ему, что можно не принимать, с чем можно спорить, но при этом желательно знать. Это приводило к своеобразному диалогу с оппонентами, а также диалогу между миром и человеком.

Разрушенное образование девяностых, потерявшее даже условную целостность и системность, предопределило для молодых людей путь самообразования и самостоятельного мировоззренческого поиска. Однако классическое наследие, накопленная веками культура не может восприниматься полноценно без специальной подготовки к ее усвоению, без некой культурно-методической смычки. Должен иметься "переходник", как в компьютере, и этим переходником является образование.

Новое поколение набирало знания само. Конечно, самообразование имеет свои позитивные стороны, формируя умственную активность, самостоятельность мышления, отсутствие опасения "свое суждение иметь". Вместе с тем, оно ограничивает поиск кругом только своих интересов и убеждений, одной точкой зрения, получением информации от "своих", зачастую отсекая или проходя мимо "чужого": "Слушай, почитай эту книгу. Классная вещь, тебе понравится. А Толстой – занудь, долго пишет и нравоучает". Таким образом, проявлялась некоторая замкнутость мировоззрения, выборочность усвояемого, отсечение "иного" и недооценка классического наследия вообще, ибо "в чистом виде" оно не всегда может ответить на прямые современные вопросы без наличия той самой образовательной сцепки. И теперь мы не очень-то стремимся переубедить оппонентов и не очень торопимся разобраться в их точке зрения, но зачастую просто отстраняемся от нее.

Современное торжество "унаследованных идеологий" над здравым смыслом, которое широко разлилось в мировом пространстве, усилило тенденцию отторжения от идеологических концепций. И в рассматриваемом альманахе ощущается определенное отторжение от официальных доктрин, недоверие к готовым истинам, логизированным историко-культурным концепциям, в том числе и классического наследия. У обоих поколений произошел разрыв с позитивностью рационалистического миропонимания. Герой рассказа Ивана Шмакова "29 сентября" с жестокой откровенностью заявляет: "Благолепно иметь вагон убеждений и тележку патриотических чувств, благолепно зачитываться очередными пасторалями о первой любви аркадийского пастушка к аркадийской пастушке, написанной человеком в джинсах, благолепно в очередной раз испытывать "истому", "вперяясь глубокомысленным взором" в "крупицы золота, рассыпавшиеся по ночному бархату неба", благолепно рассказывать на новый лад старые анекдоты, благолепно пророчить вечность всякому пиликанью на скрипке. А у меня нет убеждений, как и чувств…".

Разрыв происходит не просто с конкретной эпохой и ее верованиями, но с "благолепием" убеждений вообще, которые ассоциируются с "проклятой привычкой додумывать реальность!" (В. Осадченко "Дорога до", 67).

Эпоха 90-х годов, после которой, по признанию Алексея Гвардина, не удается "двух веков кривой разлом…хоть памятью скрепить" (53), тем не менее, скрепила и сблизила поколения в их общем мироощущении и понимании вещей. Однако возникает некий парадокс: коль так велика роль 90-х годов и последовавших социально-исторических изменений, то почему в сборнике мы не находим прямого отражения событий и социальных последствий той эпохи? Стоит включить телевизор, компьютер, радио – и на нас посыплются бурные новости социально-политического мира, которыми заполнены программы, разговоры на работе, в кафе и на кухне: изменения границ, возникновение новых государств, активизация национальных движений, пересмотр истории, борьба социальных, идеологических и экономических концепций.

У авторов "Междуречия" мы видим непрямую реакцию на все это: обнаруживается тенденция (как в стихах, так и к прозе), выражающаяся в потере интереса к социальной среде и исторически конкретной ситуации, Почти единственное исключение в этом плане – выразительная зарисовка Марата Байзакова "Пески Каракума", но она не имеет широкого сюжетного развития. В упомянутых уже работах Р.Крапаней "Междуречье" и М. Кажгалеева "Ташкенцы" мы находим описание нашего города, но это произведения очерково-мемуарного плана или же эссе. Смысловое содержание формально ташкентских рассказов Олеси Цай "Истинная драгоценность" и Марата Байзакова "Восхождение" не определяется местом действия и конкретным временем.

О каком пространстве, стране, времени собирался писать свой роман "Автор" из рассказа Баха Ахмедова "В ожидании Марты", если подбирает будущих персонажей с именами Генрих, Альфред, Альберт, Марта, если, по замечанию самого автора-рассказчика, им "нужно какое-нибудь пространство", а "время вышло из часов и прогуливается где-то рядом, то исчезая за деревьями, то снова появляясь…"? (137). Скорее всего, это будет книга не о нас и не о нашей реальной жизни. Герой Андрея Толоконникова (рассказ "Не зная броду") вспоминает яркий эпизод своей жизни – спасение утопающей девушки, но когда и где это происходило по существу не имеет значения. Архелия Мегерко в рассказе "Наклейки" выбирает простой бытовой эпизод – потерю мамой героини наклеек для ногтей, и тут уже совсем не приходится рассуждать ни об эпохе, ни о социальной среде. Александр Махнев переносит действие в своем драматургическом наброске в античную Грецию, Алина Дадаева – в древний мир индейцев Мексики. Действие рассказа "Женский гамбит" М. Кажгалеева разворачивается в интернетом пространстве между Москвой и Бразилией.

А в каком конкретном жизненном пространстве пребывают лирические герои поэзии Алексея Гвардина, Фархада Юнусова, Анны Бубновой? "По законам моей страны, я имею право хранить отчаянье",- заявляет лирический герой Анны Бубновой, но речь, конечно, идет не о реальной стране, не государстве: это страна души, сконструированная художником. Своеобразие этого пространственно-временного образования в восприятии лирических персонажей выразительно представлено в строках Фархада Юнусова:

С этой стороны времени

Заявляют об исчезновении

Вещей, что казались важными.

С той стороны времени

Устают постоянно

И герои, и персонажи.

…………………………

И тут до меня доходит, что нет никакого здесь

и никакого там.

Нет никакого "самого дела", но на самом деле

я сам

Перестаю воспринимать обстоятельства

места и действия. (Ф. Юнусов, 100).

Такое предъявление жизненной среды, отсутствие явных примет времени, места и общественных реалий может показаться кому-то, особенно представителям старших поколений, неудовлетворительным, ошибочным, даже неестественным. Если вспомнить, например, лицейскую лирику Пушкина, мы тотчас узнаём конкретную эпоху и место действия, находим упоминания известных исторических и светских лиц, значимых событий, личных друзей поэта, бытовую сторону лицейской жизни. У лирических героев наших авторов окружающая действительность – это некая туманно-символическая среда без конкретных деталей (за исключением пейзажных описаний), откуда исходят раздражающие импульсы и непостижимые загадки бытия. И это явление заявлено столь дружно, что требует специального рассмотрения.

Достаточно долгий период времени считалось, что среда, прежде всего социальная, окончательно формирует и воспитывает личность с ее природными индивидуальными чертами, а необходимые изменения этой общественной среды являются условием развития и совершенствования как общества, так и самого человека. Социальность, таким образом, оказывалась центром приложения исторических, экономических и общественных концепций и одним из важнейших объектов изображения в искусстве. Вспомним, как в период литературного соцреализма активно проводились бесконечные встречи писателей с рабочими, поездки в колхозы и совхозы, посещения крупных строек и т.п.: при заданных идеях и искусственных типажах непременно требовалось воссоздание внешне правдоподобной жизненной картины, социальной среды. Кризис 90-х годов, результаты предшествующей общественной практики заставили многих усомниться в верности этих положений.

Я, дружок, еще не перестала

Верить: сказка превратится в быль,

Но сегодня что-то я устала. (Р. Крапаней, 81).

В отношении художественного переосмысления роли объективной действительности весьма показателен рассказ Баха Ахмедова "В ожидании Марты". Рассказ многопланов, и один из этих планов как раз характеризует это новое отношение. Персонаж-автор замыслил написание романа. Он "приглашает" будущих героев книги к себе на дачу (уже элемент фантастический) и, очевидно, ждет от этой встречи прояснения своего замысла и понимания логики поведения выбранных персонажей. Однако встреча происходит не слишком плодотворно: персонажи "бунтуют" против автора и его нечеткого замысла, они требуют более внимательного отношения к себе, то есть как раз к той самой реальной действительности: "Вы будете писать то, что скажем вам мы… Так что это мы вами управляем, бедный наш писатель, а не вы – нами." (142). "Автор" не согласен с таким положением: "Все эти теории, что персонажи живут своей жизнью, выходят из-под контроля… Это все просто красивые метафоры! Никто никуда не выходит у хорошего автора" (142). В результате автор-персонаж отказывается от своего замысла, поскольку не хочет быть связан тем обстоятельством, что "персонажи живут своей жизнью" и он, автор, должен считаться с этим и быть не вполне свободным в своей творческой фантазии.

Все эти характерности нельзя рассматривать без учета возрастающего влияния жанра фэнтези, бросающего отсвет и на другие жанровые формы с его свободой по отношению к реальности. Именно в этом жанре действие происходит в условной действительности (где-то в тридевятом царстве), в бог весть какие фантастические времена, хотя парадоксально отражаясь в современности и локальности. Ряд писателей-семинаристов достаточно активно работают в этом жанре. Похоже, независимость персонажа от реальной среды, способность сохранять свою сущность в любой среде становится своеобразной тенденцией и новой эстетической нормой. В своеобразном рассказе Вики Осадченко "Дорога до" молодой автор-рассказчик как раз присматривается к соблазнительной возможности найти сюжет, еще не использованный Борхесом, и покупка у мистической "бабки" книг – проспектов будущих сочинений, за которые надо расплачиваться годами жизни, уже реализация подобного рода сюжета.

В отличие от периода реалистической литературы среда, ее конкретная социально-историческая составляющая перестают восприниматься как нечто первичное для формирования характеров и определения поведения героев. Обнаруживается новый тип отношений между героями и действительностью: первичным воспринимается сам человек, личность, устремленная к добру и правде в силу своей природности и способности оставаться самим собой вне зависимости от обстоятельств и реальной действительности. Персонаж оказывается в какой-то мере вне социальной сферы, опирается только на самого себя и свое личное окружение, друзей, возлюбленную. Его сил часто оказывается недостаточно для противостояния внешним вызовам, и тогда он ищет опоры в язычестве, волшебстве, в мистике. Если человек на позициях добра, то именно ему удается обрести эти сверхъестественные силы.

А крыльев не будет ни после, ни до

сомненья, возникнувшего ниоткуда.

Но спину твою орошает водой

Небесный садовник с надеждой на чудо. (А. Гвардин, 61).

Но не есть ли фэнтези тот самый жанр, которого начитался когда-то Дон-Кихот, вызвав поначалу насмешки самого автора и современников в силу нежелания персонажа считаться с реальной действительностью, его наивной претензией быть рыцарем в антирыцарские времена? (Конечно, речь идет не о прямом жанровом соответствии, но некоторой перекличке). И не того ли самого Дон-Кихота оплакивали и персонажи книги, и читатели, прощаясь с подлинным рыцарем духа в век утверждающегося меркантилизма?

Личность героя теперь непосредственно, без социального окружения взаимодействует с внешним миром: она сама по себе, все зависит лишь от нее; остальное – судьба. Судьба непредсказуема, здесь бесполезны расчеты, ее можно предощущать, предугадывать, ей можно сопротивляться, но невозможно вести диалог или рассчитывать на логическое постижение. Потому в поэзии мы находим размытую силлабо-тонику, отсутствие равных и плавно текущих классических четверостиший, в которых когда-то обстоятельно разворачивался "лирический сюжет" и где мысль последовательно двигалась к своему развитию и завершению. Между личностью и миром могло не быть гармонии и прежде, но "аккуратная" силлабо-тоника в чем-то уравновешивала их, они проникали друг в друга, находились в своеобразном взаимодействии и диалоге.

Вкрапления в строфы дополнительных к классическому четверостишью строк (часто разностопных), иногда даже двух или трех, рифмованных уже между собой, иногда своей особой рифмой, вносит ритмическую непредсказуемость и непостижимость.

…перестал относиться ко сну –

как к пожизненно важной потребе?..

И сметану взбивать тошнотворно лягушкою в кринке?..

Жахни залпом – до слез, до икоты, до "свинки",

и пошли-ка в три целых четырнадцать сотых суглинки

назиданий режимов химер,

спрессовавшихся в крепи. (А Гвардин "Налайха", 56)

Верлибр, отменяющий строгую ритмику и макияж рифмованных строк, тоже подчеркивает ощущение дисгармонического состояния внешнего мира и отношений с ним.

Когда любимые надежно спрятаны под травами;

мечты сданы обратно в секондхенд;

мысли аккуратно сложены в шкафу,

пересыпаны шариками нафталина;

мой уставший корабль,

названный кем-то телом,

ложится на дно. (А. Бубнова, 50)

Заметное доминирование группы метафоры ("мятеж метафоры", Осадченко В., 69) и сравнения над группой эпитета в системе тропов создает параллельный реальному мир, сконструированный художником. Действительность не уточняется эпитетами, но подменяется метафорическими картинами, где "Исчезает время в одеяньях странных…" (Р. Крапаней, 82) и где первично не исследование-знание, а воображение: мир переоткрывается метафорическим виденьем стихотворных "Колумбов":

Государство бабочек

велико.

Яркий мир распластался

в десятках клумб.

Я стою и неслышно едва дышу.

Их глазами смотрю.

Я их новый Колумб.

Крыльев взмах.

…………………

В нашей жизни разные полюса.

Жук замечен

у стыков иных орбит,

если молча сесть и закрыть глаза. (Н. Белоедова, 95)

Без осмысления тенденции доминирования личности героя и отстраненности его формирования от реальной среды нам не понять логики и смысла отдельных произведений и их содержательных фрагментов. Новый положительный герой исходит в своей деятельности не из постулатов религии, философских учений, политических программ и идеологий, национальных или партийных убеждений, но непосредственно из своего личностного понимания добра и зла. Вместе с автором он как бы заявляет: "Какое вам дело, в какой именно стране и в какой временной период, при каком руководителе, при какой идеологии, религии, правящей партии, движении, союзе, при каких производительных силах и производственных отношениях жизнь посылает человеку те или иные испытания? Важно, как вы будете вести себя перед собой и своей совестью, а не перед организацией, ибо совесть выше каких-либо доминантных структур, конфессиональных привычек и властных замашек".

И мы видим в "междуречинских" рассказах итоговую реализацию этого нравственного постулата. Персонаж А.Толоконникова (рассказ "Не зная броду") спасает девушку, хотя это оказывается достаточно рискованным для его собственной жизни поступком. В рассказе А.Мегерко ("Наклейки") нашлась мамина пропажа, - и все счастливы. Счастливы не просто находкой (ценность наклеек ничтожна), и даже не тем, что удалось избежать маминого капризного настроения, но осознанием, что иногда лучше что-то стерпеть по мелочам и проявить великодушие, чем высказать даже справедливый упрек; постараться остаться добрым вопреки прямолинейной логике: "… эту историю я буду вспоминать, наверное, всю оставшуюся жизнь. Потому что именно в тот момент в мозаике моего мироощущения возник какой-то очень важный кусочек…" (48). У Марата Байзакова герой силой духа одолевает смертельный недуг и выходит из "ракового корпуса" ("Восхождение"). В "Женском гамбите" Муртаса Кажгалеева героиня "жертвует" перспективой возможного устройства личной жизни, что требовало лишь некоторого приспособленчества – "подыграть" самолюбивому шахматному корифею, но она не подстраиваться под "удобные обстоятельства", а предпочитает творческое торжество.

То же и в поэзии: сбережение лирическим героем своей внутренней свободы оборачивается утверждением природно доброго начала вопреки ощущению разлада с действительностью. Персонажей волнует не идеология или мировоззренческая позиция, стоящая за тем или другим сюжетным случаем, а случай сам по себе и непосредственная реакция на него.

Пусть сильней и сильней давит плечи усталость.

Пока жизнь разбирает тебя на куски,

Вопреки всему глубоко внутри

Сила моей надежды еще горит. (Ф. Юнусов, 98)

Таким образом, в понимании многих современных авторов социальность как жизненный фактор оказывается чрезмерно отгороженной от природы личности многочисленными "наслоениями" идеологий, теорий, мнений, комментариев, усилиями философов и историков, агитацией СМИ и проч., и человеческую натуральность приходится обнаруживать и восстанавливать заново с помощью непосредственной реакции на ситуацию.

"Но что же вы делаете, куда вы идете?" – возмутится Умудренный Читатель: "Ради чего существовала великая реалистическая литература? Что вас так тянет на ваши сказочки, фэнтази, фанфики, частные мелкие ситуации? Почему усилием своей личности, собственным пониманием вещей и наивным язычеством вы хотите решать проблемы добра и зла в таком усложненном мире? Где научный подход к изучению и изображению социальной действительности, где объективность, историзм, реалистический анализ?" Что тут ответить "детям"? – и они деликатно молчат из уважения к старшим, но про себя, возможно, думают: "Это вы, папы и мамы, бабушки и дедушки слушали сказки про коммунизм, в который совершенно не верили, но слушали и помалкивали. Это вы с вашим историзмом и научным анализом вставали, хлопали и кричали здравицы в честь товарища Брежнева, прекрасно видя без всякого анализа, что он уже ни к чему не способный старец. Это вы с вашим реализмом наблюдали всю ту "плановую" бестолковость на работе, но не хотели или не решались сказать: "А король-то голый!" А ваше обожествление вождей разве не было язычеством? Так вам ли упрекать нас в симпатии к сказкам? И если взрослое, коллективное, аналитическое по форме мышление, опиравшееся на мировую философию, науку и классическое искусство, оказалось столь приспособляемым к неправде, почему мы должны верить еще кому-то, кроме себя? Разве не с самого себя следует начать, если хочешь вопреки всему остаться добрым и честным?"

Да и тот же реализм, разве он прописан литературе навечно, разве не менялись уже многократно за историю человечества принципы художественного изображения и разве не находимся мы накануне огромного культурологического слома, последствия которого еще не могут для нас быть очевидны? И невольно приходит в голову замечательная фраза Эльдара Рязанова: "Если вы недовольны молодым поколением, то не забывайте, что вы же его и воспитали".

 

НИКОЛАЙ ИЛЬИН





Другие материалы рубрики

22.11.2017 / 22:13:16

В столице республики вышла из печати книга Равшана Салимова "Рассказы ташкентского охотника"

Она повествует о тех, кто увлекается походами в дикую природу, об охоте, как спорте и интересном занятии, в также идет речь о животных, которые населяют города и отдаленные районы республики. Далее...

17.11.2017 / 11:14:44

Книга о лучезарном человеке

Недавно мы посетили организованную в частном доме, на частные средства в городе Ташкенте выставку "История поколений" (О деятельности муфтиев Бабахановых, посвятивших свою жизнь возрождению духовных ценностей нашего народа). Далее...

06.11.2017 / 10:37:37

Осенние встречи в литературно- музыкальном клубе "МАЙСАРА"

4 ноября в субботу состоялась новая встреча членов литературно-музыкального клуба "Майсара",который второй год работает в доме–музее известного узбекского композитора Сулеймана Юдакова. Далее...

05.11.2017 / 12:23:25

День рождения Александра Файнберга отметили в ахматовском музее в Ташкенте

В Ташкенте с 2009 года стало традицией ежегодно отмечать День рождения Народного поэта Узбекистана Александра Файнберга (1939-2009). Дань памяти любимому поэту чтением его стихов и воспоминаниями о нём отдали данковцы (ЛТО "Данко" — 31 10 17); арчовцы (ТО "Арча" — 01 11 17) и ахматовцы ("Мангалочий дворик А.Ахматовой — 02 11 17). Далее...

28.10.2017 / 18:03:40

Творческая встреча c Сергеем Гординым в Ахматовском музее столицы показала: "Определить прекрасное легко!"

Октябрь в этом году в Ташкенте богат культурно-массовыми мероприятиями. Вот и в этот тёплый солнечный день — 26 10 17 — многим пришлось пожертвовать открытием этнографической выставки в Ташкентском Доме фотографии ради другого знаменательного события — творческой встречи с поэтом Сергеем Гординым. Далее...





27.03.2024 / 12:32:55
Фонд развития культуры и искусства Узбекистана сообщает о создании Национального павильона Узбекистана во Всемирной выставке Expo Osaka 2025
 
22.03.2024 / 15:06:37
"С тобой, Навруз, мир светом озарится!", так называется новый впечатляющий вернисаж, который открыт в Центральном выставочном зале (ЦВЗ) Академии художеств Узбекистана
 


25.03.2024 / 22:05:37
С 6 апреля 2024 года авиакомпания Uzbekistan Airways увеличивает количество регулярных рейсов по маршруту Ташкент-Минск-Ташкент.
 
20.03.2024 / 11:31:24
По инициативе Узбекистана 2027 год будет объявлен Международным годом устойчивого и жизнестойкого туризма
 


17.02.2024 / 11:26:49
Аральская песня Рафаэля Матевосяна
 
22.01.2024 / 10:44:10
"И это все о нем." Борис Бабаев
 


27.03.2024 / 12:44:53
В Ташкенте состоялась конференция, посвященная памяти выдающегося ученого-востоковеда, просветителя и педагога Александра Шмидта (1871 - 1939г).
 
26.03.2024 / 13:41:36
Внимание, дорогие друзья и коллеги! Новое заседание Клуба "Интеллектуал" состоится в субботу, 30 марта с.г., в нашем зале библиотеки им. А.Навои. Начало, как всегда, в 16 часов. Прошу готовиться. И до скорой встречи!
 

 





Главная Панорама Вернисаж Театр Кинопром Музыка Турбизнес Личная жизнь Литература Мир знаний

© 2011 — 2024 Kultura.uz.
Cвидетельство УзАПИ №0632 от 22 июня 2010 г.
Поддержка сайта: Ташкентский Дом фотографии Академии художеств Узбекистана и компания «Кинопром»
Почта: Letter@kultura.uz
   

О нас   Обратная связь   Каталог ресурсов

Реклама на сайте