Шелест листвы воспоминаний (коллаж размышлений о былом)

И Я ПРИДУ НА УЛИЦУ СВОЮ…

…И я приду на улицу свою –

Ту, прежнюю, которой нет желанней.

Я встречусь с тем, чему я отдаю

Стремительный порыв воспоминаний.

Вгляжусь я в лица всех ушедших лет,

Вновь проживая трепетность волнений.

И всех, кого давно со мною нет –

Увижу в свете радостных мгновений…

И я пойду по улице своей.

Дубы прошелестят слова живые,

И щёлканье упавших желудей

Отмерит дни ушедшие былые.

На улице пустой лишь шум шагов

Приходы и уходы обозначит,

А звуки всех произнесённых слов

Сольются в хор, что слишком много значит.

И я пройду по улице своей

Так, как во сне – в тумане или дыме! –

Проходят мимо запертых дверей

Не зная – что же спрятано за ними?

Я подниму свой воротник пальто,

Чтоб защитить от ветра правды дальней

Всё сладостно придуманное то,

Что не жило на улице реальной.

И я, идя по улице своей,

Увижу всё, что память начертала

Лишь так, как толковать хотелось ей,

Лишь то, что сохранить она желала.

Я улыбнусь всем обликам родным,

Тем, что не ощутят в свой мир вторженья.

Не настоящим – нет! – совсем другим,

Что созданы игрой воображенья.

И возвращаясь с улицы своей

В отчётливость сегодняшнего смысла,

Я захочу немедленно, скорей

Понять, где в сладком вымысле зависла

Той правды боль тупая, что всему

Позволит в свете истинном явиться,

И где, когда, зачем и почему

Внедряет память вымысла границу?..

 

…Своя улица, несомненно, есть у каждого из нас.

Что же это за улица? Та, на которой ты родился и вырос? Отчасти, да, но – вовсе не только. Ты прожил на ней свое детство и юность, по обстоятельствам ты теперь живешь совсем в другом месте – а вполне реальная улица живет особой жизнью, которая вершится в иных пространствах и временах.

С одной стороны – она существует физически, она живет сегодня своей новой жизнью, живет без тебя. С другой стороны – она живет в твоем сознании иной жизнью – особой и мало объяснимой с точки зрения "трезвой" реальности. И невидимыми нитями сплетает воедино прошлое с настоящим, и бьется в этом единении нынешнее живое волнение. А ты ощущаешь неразрывное единение с ней – и с той, былой, и с нынешней, в чём-то совершенно другой, не схожей с прежней.

Прекрасный цветущий сад воспоминаний? И – да, и – не совсем… Воистину, как сказал Поэт: "Тут не одно воспоминанье, тут жизнь заговорила вновь". Листва Памяти… Она шелестит листьями сегодняшних реальных деревьев – и звучит множеством мелодий прожитого, осознанного, не всегда понятого до конца, но неизменно живого! Она волнует цветными картинами того, что было – и окрашивает это свершившееся и не свершившееся новыми красками. И – как и прежде, не желает ответить на большинство вопросов, которые все острее задаются сознанием с нашим мужанием, зрелостью, вступлением в годы, которые как бы принято ассоциировать с умудрённостью…

Физически мне доводится встречаться с "моей" улицей довольно часто. Как раз напротив дома, в котором я родился и вырос – находится здание гостелерадио. Здесь мне приходится нередко отвечать на приглашения редакторов радио и выступать в прямом эфире. А совсем недавно в этом здании проходила студийная запись оперного спектакля – премьеры оперы нашего известного композитора М.Бафоева "Хамса", которую мне довелось поставить. И я в многотысячный раз окидываю взором два заветных дома моей улицы – бывший дом семьи моего деда, знаменитого узбекистанского медика Моисея Ильича Слонима и стоящий рядом дом его брата Сломона Ильича, который более ста лет тому назад стал первым рентгенологом Туркестанского края.

Сейчас оба этих дома после многочисленных реконструкций несколько изменили свой вид. В них реконструировали перекрытия, обновили оконные переплеты, слегка изменили конфигурации фасадов. Но в целом они остались почти такими же, как были.

Все так же шумят своей листвой вековые дубы над этими домами. Эти замечательные дубы тоже неразрывно связаны с историей этих домов и хранят свои тайны. С детства, засыпая под шелест их листвы, а в периоды осени – под мерный стук падающих желудей – я привык слушать "шаги" этих таинств, неуловимую недосказанность всего, что осуществлялось как бы "рядом" с текущими событиями, но в неразрывной связи с каждым из них.

Хочу избежать "сухой" хронологичности событий – и попытаться связать минувшее с настоящим через призму промчавшихся лет, через осмысления, попытки ответить на множества вопросов. Вот почему кадры этих воспоминаний-размышлений, наверное, будут скорее "коллажом", чем серией событий во времени…

Наверное, прежде всего стоит обозначить некие "начала" событий. А суть их в том, что в начале семидесятых годов девятнадцатого века мои прадед и прабабушка прибыли на благодатную туркестанскую землю из далекого Оренбурга. Прибыли на верблюдах – никакой железной дороги между Ташкентом и Оренбургом тогда еще и не существовало. В некоторых опубликованных материалах мне встречались сообщения о том, что мой дед как будто прибыл сюда со знаменитым "поездом ученых". Еще раз берусь заверить, что это не так – мой дед является коренным уроженцем нашей земли. Его отец – работник типографии со своей женой воспитали четырех талантливых сыновей. Мой дед, Моисей Ильич, окончивший ташкентскую гимназию с золотой медалью, а затем – медицинский факультет Казанского университета – очень быстро стал одним из виднейших медиков края. Хочу обратить особое внимание на то, что в те времена молодой врач получал блестящую практику в качестве уездного лекаря (об этом мы хорошо знаем по опыту А.П. Чехова, М.А.Булгакова и их собратьев по профессии!). Объездив множество уездов тогдашнего Туркестана, получив богатый опыт, дед посвятил ряд своих изысканий борьбе со множеством специфических болезней нашего края. Практика уездного врача предполагает, что в течение одного дня врач сталкивается с самыми разными видами заболеваний – то ему приходится вырезать аппендикс, то – принимать роды, то – лечить горло или лёгкие, то – устранять последствия острой кишечной инфекции. И опыт, и выдающийся талант диагноста в короткий срок сформировали М.И.Слонима как одного из виднейших медиков края. Получив возможность нескольких престижных стажировок в Петербурге, а позднее – в Европе, мой дед стал авторитетнейшим медиком.

В разнообразии фактов его богатой событиями судьбы особняком стоит его встреча с зараженной чёрной оспой В.Ф.Комиссаржевской, которая в 1910 году гастролировала в Ташкенте и Самарканде и в силу роковых обстоятельств была сражена этой тогда смертельной болезнью. Этот факт достаточно известен, и сведения о нем не раз были опубликованы – но в этих заметках вспомнить о нем еще раз, как думается, уместно. Роковая трагичность этого события заключалась в том, что изо всех членов своей театральной труппы Вера Федоровна оказалась единственной, кто не сделал себе прививку против оспы. Потому остальные, кому было суждено подхватить коварную инфекцию, относительно благополучно преодолели болезнь. А вот самой Вере Федоровне победить роковой недуг не довелось. Отыграв гастрольный спектакль "Бой бабочек", уже теряющая силу великая актриса слегла. К ней был вызван М.И.Слоним, как один из известнейших врачей. Всё, что было возможно – даже не для уже неосуществимого исцеления Комиссаржевской, а для облегчения симптомов ее состояния – он выполнил с полнейшей самоотдачей. Вспомним о том, что в это время еще не существовало ни сильных препаратов, ни других серьезных средств для преодоления столь серьезной болезни. И, к прискорбию всех – болезнь унесла Веру Федоровну. А в архиве нашей семьи хранится врачебный дневник, где почерком, который сегодня трудно разобрать, дед фиксировал каждый момент состояния больной, чтобы любыми средствами постараться вырвать ее из объятий рокового недуга… Хранится в нашей семье и большая фотография Веры Федоровны, на которой остались автографы десятков актеров труппы Комиссаржевской и трогательная надпись: " Выдающемуся доктору М.И.Слониму – с благодарностью. Осиротевшая труппа"…

Уместно вспомнить сейчас и о брате деда – Соломоне Ильиче, враче своеобразного таланта. Увлекшись новыми для того времени возможностями диагностирования болезней, он первым в Туркестане выписал рентгеновский аппарат и занялся исследованиями. Практически с 1916 года он вел регулярное наблюдение больных, точно и выверенно определяя патологические изменения. Надо сказать, что очень и очень многим ему удалось помочь – и, вероятно, успехи были бы еще более значимыми, если бы не еще один трагический парадокс. Тогда, на заре рентгенологии, еще мало кто знал о губительной силе больших доз рентгеновских излучений – и защиты от них не применялось. И в самом расцвете сил здоровье замечательного врача катастрофически ухудшилось – в результате облучений стали отказывать жизненно важные органы. И он ушел из жизни, не прожив и пятидесяти лет…

Чуть позднее я вернусь к личностям двух других выдающихся братьев деда – Михаиле Ильиче, который занялся генетикой, и Льве Ильиче – замечательном инженере. Стоит осознать, что занятия генетикой в суровые 20-е – 30-е неизбежно приводили к роковым обстоятельствам в судьбе – и Михаилу Ильичу довелось познать и тяжесть репрессий за занятия "лженаукой", и… запоздалое признание в виде Государственной премии. О Льве Ильиче в сегодняшнем Ташкенте напоминает мост через реку Салар рядом со старым Ташми – для своего времени этот инженерный проект был смелым и достаточно новаторским…

Итак, вернемся к двум домам на "моей улице". Вкратце история их такова – в 1926 году государство стало активно поддерживать ученых, медиков – и на строительство этих домов для ведущих ученых были выданы ссуды. По проекту архитектора Бауэра были выстроены два дома для семей братьев Слонимов - Моисея и Соломона. Они были немного разными по конфигурации, но – общими по академичности стиля. В начале тридцатых семья Соломона Ильича перебралась в Москву – и во втором доме разместились новые жильцы, он стал собственностью государства. А тот дом, в котором мне довелось провести детство и юность – до 1975 года был домом нашей семьи. С момента своего возведения и до нашего переезда из этого дома в семидесятые у этого дома был свой адрес – "Улица Карла Маркса, 51". В Ташкенте этот адрес был одним из самых знаемых и уважаемых.

Во все времена этот дом представлялся мне чем-то особым, хранящим свои секреты. С детства, замечательной поры "когда деревья были большими" - я храню во впечатлениях необычайную высоту потолков (по современным понятиям действительно достаточно большую – более четырех метров!). Особая толщина стен обладала удивительным свойством – зимой она хранила тепло, а летом при закрытых в жару окнах – сохраняла прохладу. Зимой печи топили углем – и раскаленная докрасна дверца холодным вечером символизировала тепло, притягивала сознание. У дома было и красивое парадное крыльцо – и замечательная, почти "онегинская" терраса, выходящая в густо засаженный деревьями и цветами сад. В саду росли три огромные голубые ели. Я говорю "огромные" не только потому, что так казалось в детстве – они действительно были ветвистыми, раскидистыми, своеобразной, почти шарообразной формы. История их, по воспоминаниям, такова – по инициативе коллег деда, живущих далеко за пределами Узбекистана, - эти три ели в виде маленьких кустиков были привезены в кадках из Нальчика и посажены в саду. За прошедшие десятилетия они разрослись, стали могучими, и жили вместе с нашей семьей вплоть до нашего переезда на другую квартиру в 1975-м. Да и после этого с десяток лет еще просуществовали, а затем при очередной реконструкции дома – исчезли насовсем.

Здесь уместно в первый раз упомянуть о моем отце – Евсее Моисеевиче. Чтобы понять многое из истории нашей семьи, необходимо не забыть о том, как бережно и многогранно дед вместе с моей бабушкой – Марией Евсеевной - воспитывали моего отца и его сестру. О бабушке – супруге деда – позднее скажу подробнее, а сейчас отмечу, что начав свою сознательную жизнь институтским воспитанием, она окончила курсы зубных врачей. Но стоматологом не стала, а, выйдя замуж за деда, выступила в иной роли – его супруги и матери его детей. Изысканно красивая в молодости, она хранила в своей внешности стиль "серебряного века". Прожив большую и насыщенную жизнь, она как бы охватила многие поколения нашего рода.

Без лишних предисловий скажу о том, что дом профессора Слонима уже с тех давних лет стал удивительным центром общения людей самых разных профессий. Оставаясь высокопрофессиональным врачом, Моисей Ильич глубоко знал и чувствовал музыку, был большим почитателем оперы, театра, живописи. В доме постоянно звучала музыка – в числе любимейших и почетнейших гостей дома были многие актеры, певцы Ташкентского оперного театра, музыканты. А когда на гастроли приезжал любой театр издалека – его деятели также становились самыми желанными гостями. Именно дед начал собирать в нашем доме коллекции оперных и музыкальных записей. И стоит ли удивляться тому, что приобщенные к контактам с такими интересными личностями – мой отец и моя тетушка также приобщились к тонкости восприятия творчества. музыки, пения, театра. И более того – дед сознательно формировал восприятие своих детей и тем, что находил возможность отправлять их в Москву в разгар работы театральных сезонов. Так мастерство всех тогдашних великих певцов московского Большого, и спектакли других театров прочно сформировали творческие устремления моего отца и его сестры.

И снова вернусь к отцу. По призванию закончив архитектурный факультет нашего политехнического института – он был выдающимся специалистом. С исключительной точностью он сфокусировал излучение своих профессиональных данных на глубокое изучение теории и истории архитектуры и изобразительных искусств. Прекрасный живописец и рисовальщик, он оставил немало интересных художественных работ. Практически всю свою зрелую жизнь он блестяще преподавал историю архитектуры и искусства, а также – проектирование на кафедре архитектуры Политехнического института. Сейчас уже можно точно сказать, что он стал автором выдающейся методики преподавания этих дисциплин, блестящим лектором особого стиля повествования. На его лекции, помимо полагающихся групп, буквально толпами ходило множество студентов с параллельных потоков. Без преувеличения можно сказать, что им сформирован духовный настрой и профессионализм десятков узбекистанских архитекторов различных поколений. Те, кто впитал в себя емкость его понимания явлений искусства и архитектуры и мастерства проектирования – до сих пор хранят об этом теплые воспоминания.

Главный стержень его методики заключался в соединении всех явлений архитектуры искусства в единый историко - эстетический процесс, тесно связанный с эпохами, общественным строем и особенностями развития каждого государства и личностей Творцов в нем. Каждая его лекция была не только содержательна – но и артистична по энергетике общения с аудиторией, она приучала не только запоминать суть явления, но и осмысливать пути развития культуры и искусств и всего человечества, и каждой страны в отдельности. Обладающий пытливым аналитическим мышлением, умением проникать в суть события. Явления, особой ироничностью – он умел обобщать и осмысливать. И научил этому практически всех. кто был близок к нему в той или иной степени.

 

Андрей СЛОНИМ

продолжение следует