Умеете ли вы смеяться над собой? - презентация творчества двух прозаиков в "Русском доме" в Ташкенте

         В ташкентском «Русском доме» по приглашению общественного директора ахматовского музея А.В. Маркевич 22. 04. 21 собрались любители литературы послушать двух современных прозаиков: Александра Махнёва и Марата Байзакова.

Среди приглашённых были представители столичного «Русского дома», участники семинара при СП Узбекистана, заместитель редактора литературно-художественного журнала «Звезда Востока» К.И. Панченко, работники СМИ и гости из Москвы и Санкт-Петербурга, солидарно тепло отозвавшиеся об этой творческой встрече.

         При всём различии двух писателей – внешнем, возрастном, творческом, их объединяет один редчайший природный дар –умение смеяться над собой. Александр Махнёв не просто самоироничен: он любит эпатировать публику, иногда вызывающе ведёт себя, перебивает собеседников, как будто хочет показать себе и миру: «Я такой!». Если вспомнить слова сатирика Дона Аминадо: «Живите так, чтобы другим стало скучно, когда вы отправитесь в мир иной», -то это о нём. Вот как Александр Махнёв на просьбу рассказать о себе ответил в своём амплуа – излюбленном жанре миниатюры с долей самоиронии:

- Родился в 1964 году на Дальнем Востоке. Комсомольск на Амуре. А вот живу всю жизнь на Востоке среднеазиатском. Женат. Два взрослых сына. Пишу с начала девяностых. Перестройки, переделки и прочие катаклизмы настолько меня впечатлили, что потребовали, видимо, некоего осмысления на бумаге. Поскольку довелось мне пожить и в двух тысячелетиях, и в двух веках, и в двух системах, даже целую эпоху отмотал - эпоху перемен, считаю себя несомненным долгожителем.

Мой литературный «крёстный отец» - Александр Михайлович Березовский. Именно он в бытность свою редактором юмористического разворота журнала «ПрессТиж» меня и приметил. Он и сподвигнул отнестись к писательству не просто как к побочному увлечению. В общем, моя сочинительская деятельность не прошла для меня даром. Она помогла мне и продолжает помогать разбираться в самых сложных вопросах.

Ну, и как-то совсем неожиданно появились у меня читатели. Публиковался в журналах и литературных сборниках Украины, Греции, Германии, России, Казахстана, Израиля. Естественно, в периодических изданиях Узбекистана: «ПрессТиж», «Правда Востока», «Новый век», «Даракчи», «Звезда Востока»… В переводе на узбекский в журнале «Ёшлик» публиковали мою «Апологию Ташкента». Так что я не просто писатель, а «писатель, переведённый на один язык мира»)). И надо сказать, что это, как и многое другое, случилось благодаря помощи и искренней заинтересованности Александра Аркадьевича Файнберга, которому я, конечно же, безмерно благодарен.

Разумеется, интернету, где у меня тоже имеются некоторые  достижения. Думаю, они достаточно реальны, поскольку всерьёз принимаю только те, что подкреплены материально. Раз уж кто-то решил мне что-то заплатить, значит, это кому-нибудь и вправду оказалось нужным.

Я, конечно, не могу себя назвать полноценным писателем. Три сотни миниатюр, два десятка рассказов, да несколько вещей покрупней, прям скажем, маловато для писателя. Но писанина уже вошла в привычку. И я продолжаю…

         Для многих участников творческой встречи стало открытием, что Александр Махнёв ещё пишет стихи. Его друзья из ТО поэзии и авторской песни «Арча» Михаил Михелев и Любовь Кудрявцева исполнили дуэтом несколько песен на стихи Махнёва. Особенно слушателям понравилась «Песня о Ташкенте», в которой были такие трогательные слова припева:

 

Я всё люблю Ташкент, мой город…

Хорош и в холод, и в жару.

И сам не знаю, чем мне дорог,

Наверно, просто я его люблю.

 

         Махнёв убеждён, что ему рано ещё подводить итоги своей жизни и творческим исканиям:

- Не то что бы я подвожу теперь итоги, хотелось бы надеяться, что для этого ещё рановато. Но, оглядываясь назад, я пытаюсь сделать некие выводы… И они таковы: подсчёты бесполезны, расчёты бессмысленны, вычисления невозможны... Жить надо здесь и сейчас, а там видно будет!

И оно вроде всё в порядке… к «порядку» правда масса претензий…

Жить нужно долго… Чем дольше проживёшь - тем больше шансов отобрать то, ради чего ты и старался… Видимо, надо постараться из всего этого нагромождения шлака бытия намыть побольше золотых зёрен радости. Успеха вам, мои коллеги-старатели!. Трудное дело. Но ведь именно из этого песка, утекающего между наших пальцев, иной раз и возникают неожиданные самородки, те, которые и называются (может быть!!!) СЧАСТЬЕМ…))))

В другой миниатюре он делится с читателями своим заветным желанием: «…Книжку мечтаю написать. Одну. Но хорошую. Чтоб не стыдно было перед потомками, ну, и сейчас подарить кому тоже... Пустяк, а приятно. Нет, всё-таки жизнь не так уж и не удалась. Ещё так много есть чего хотеть...»  

Клавдия Ивановна Панченко заметила на творческой встрече, что авторская позиция Александра Махнёва несколько иная, по сравнению с Маратом Байзаковым. Он умеет увидеть в каждом случае и в каждом человеке нечто смешное и очень хорошее. Он деликатно отвечает порой на грубые комментарии его оппонентов в ФБ. Его доброжелательная позиция делает его Слово значимым в нашем жёстком мире. Если человека похвалил хотя бы десяток его слушателей – надо издавать книгу! – и пожелала Александру перебороть лень и преодолеть объективные материальные проблемы и в перспективе издать заветную книгу.

         К.И. Панченко, редактор первой книги литературных миниатюр Марата Байзакова, также поделилась своим мнением о литературном даре относительно молодого автора (1979 г.р.):

- Марат Байзаков – открытие нашего журнала. Впервые его рассказ в печать рекомендовала незабвенная Раиса Николаевна Крапаней. Муж Раисы Крапаней шутливо называл супругу «Звездуном». Она входила в общественный совет журнала и рекомендовала в печать творчество молодых авторов больше, чем сам редактор периодического издания. Это был биографический и очень нравоучительный рассказ: он должен быть положен в основу воспитания детей. Потом мы собрали сборник его рассказов для печати.

         У Марата, правда, есть один недостаток – скромность. В наше время модна поговорка: «Сам себя не похвалишь – как оплёванный сидишь» - Марат так и не научился себя хвалить по сей день.

В его первом сборнике много миниатюр, подвигающих читателей к мыслительному процессу: задуматься и удивиться, что этот молодой человек может так глубоко, по-настоящему мыслить. Название его книги «От «Я» до «МЫ» - тоже глубокомысленное, говорящее о том, что автора волнуют не только личные, но и общезначимые проблемы. Как гражданину, ему вовсе не безразлично, как живут он и окружающие его люди. Его волнует не только, что кипит в его домашнем котле, но сытно ли едят его соседи, например…

Для рассказов М. Байзакова характерны сочетание внутренней напряжённости и глубины с шутливой интонационно лёгкой манерой повествования, вера в доброе созидательное начало, пронзительность и искренность. Пусть эта книга идёт к людям!..

В этих уникальных достоинствах прозы Марата, выбравшего оригинальный псевдоним в интернете под своими байками – Stalinoff (Тима Сталинов), слушатели убедились, когда автор читал вслух свои миниатюры. Они все были автобиографичны, ироничны и потому очень убедительны и, бесспорно, нравоучительны, именно потому, что в них не было никаких признаков официальной скучной дидактической литературы.

Как я стал…

         Английский штудировал я по самоучителю Петровой. Живой учитель просил дорого, а у книжки отсутствовало всего лишь несколько страниц. Ну, наша-то голь на выдумки известное дело. Пробелы пришлось восполнять в гостиницах, после школы таская чемоданы туристов. Путая Чингизхана с Тамерланом, а Past Simple с Perfect Tense, показывал американским шпионам-туристам достопримечательности города. Как-то один из них, измучившись то ли от нашей древности, то ли от моего английского, всучил мне 10 долларов, похлопал по спине, буркнул своё «ОК» и ушёл. Так я заговорил по-английски.

         В лихие 90-е моя семья едва сводила концы с концами. Когда не сводилось, из дома исчезали редкие книги. Однажды исчез бюст Сталина. За бронзовую голову вождя американец в гостинице заплатил щедро. Впрочем, и за его живую голову, говорят, предлагали в своё время немало. Так я впервые полюбил Сталина. Отец, заметив пропажу, огрел ремнём. Бюст пришлось вернуть, заплатив тому же американцу ещё щедрее. Впрочем, американцы, как казино в Вегасе, всегда в выигрыше. Так я невзлюбил Сталина.

         Когда я только окунался в жизнь, Отец скоропостижно ушёл из неё. Пришлось держаться за друзей, и только за тех из них, кто шёл за гробом. Так я стал взрослым.

В поисках любви к родине я уехал за океан. Говорят, оттуда любится сильней. Врут. Оттуда любилось больней. «Оставайся, - говорили там, - у нас зеленее, - говорили они, - к тому же богу мы доверяем, - уверяли они». Я, дурак, не поверил, мне не хотелось доверять, я хотел верить. Так я стал дураком, тьфу ты, патриотом.

         Моя сборная по футболу опять недовыиграла, отбросив нас ещё на четыре года, так сказать, в светлое будущее. Будет ради чего жить, смысл жизни вновь появился, спасибо, кривоногие. Ожидание пытался залить водкой. Спиться не вышло. Пришлось писать, желчь по стенке фейсбука размазывать. Так я списался.

- Пап, включи солнце, - просит сын, держа руку у лба и ища светило за налетевшими облаками. Так я стал Всемогущим… пусть и для одного лишь человека.      

Максим

– Что, не получается без ферзя? – поинтересовался отец у мальчика, хмуро уставившегося на шахматную доску. – Знаю, трудно! Но если сдашься, легче от этого не станет, верно ведь? Так что держись, сынок! – утешил его отец и двинул своего ферзя в крайний левый фланг. – Шах!

С пяти лет играл Максим в шахматы, но каждый раз вздрагивал при внезапном: «Шах!». Наверно потому, что сидел он всегда напряженно, теша себя мыслью, что, быть может, именно сегодня удастся ему впервые поставить отцу мат.

Старая, но чистая и тщательно отутюженная рубашка мешком висела на нем. Пуговка на левом рукаве отсутствовала. Впрочем, она была ни к чему, так как рукава эти были трубочкой закручены до самых локтей. Участь младшего брата была не только в донашивании одежды своих старших братьев, но и в дочитывании за ними истертых и исписанных книжек в отцовской библиотеке. Но ребенка это сейчас нисколько не волновало. Его мысли были заняты белым королём, забившимся в угол, которого он отчаянно защищал.

– Трудно не без ферзя, пап, – вздохнул десятилетний мальчуган, прикрывая короля своим единственным выжившим конём, – трудно без таланта! Чемпионом без таланта не стать.

Отец, сняв очки, пристально взглянул на сына.

– Кто тебе такую ерунду сказал? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Запомни, сынок: талант, судьба… это всё иллюзия, наши выдумки, гениальный повод оправдать все наши слабости, неудачи, нежелание и обычную лень. Мы, слабые и самолюбивые, сами придумали эти иллюзии и слепо в них поверили! Учти, спартанец, есть только труд и твои решения, а не талант и судьба. Они и есть твой и только твой выбор, понял, сынок?

– А как же, например, Моцарт? Разве не был он талантлив? – атаковал парнишка, как бы объявляя «Шах!».

– Скорее это труд, подпитанный безграничной страстью и, конечно, твердой дисциплиной, кстати, установленной его отцом, Леопольдом Моцартом.

Мальчишка вновь погрузился в размышления о шахматной битве. Миттельшпиль был его слабым местом. На оголенном левом фланге к его королю медленно подступали вражеские фигуры. Откинувшись на спинку стула, мальчик устало взглянул на старые настенные часы.

– Пап, уже час ночи! Мне завтра в школу…

– И правда поздно, – покачал головой отец, тоже глянув на часы. – Смотри-ка, сынок, уже далеко за полночь, а ты сидишь и мучишь себя шахматами. Зачем? А затем, что ты хочешь быть лучшим, верно? – выдержав паузу, отец продолжил: – Знай, что когда-нибудь ты обязательно станешь чемпионом, быть может, даже гроссмейстером, и тогда кто-то обязательно подойдет к тебе и скажет, что ты, парнишка, настоящий талант. Вот тогда-то, сынок, ты и вспомни, как тебе пришлось заплатить за этот успех, через что тебе пришлось пройти, сколько бессонных ночей тебе пришлось провести, чтобы быть лучшим. А этот «кто-то» нагло взял и списал весь твой кропотливый труд на банальный «талант»! Тебе не будет обидно? Думаю, Моцарт бы обиделся! Ведь он наверняка не одну свечу сжег, переписывая по ночам свои сонаты. Этот «кто-то» спит себе сейчас крепким сном, а ты тут в час ночи пытаешься вытащить эту партию. Люди, говорящие о таланте, отнюдь не горят желанием сделать тебе комплимент, поверь мне, они просто пытаются убаюкать свою вдруг встрепенувшуюся совесть. Им совестно признать, что они ленивы.

Мужчина снял очки и аккуратно положил их в футляр. Потерев уставшие глаза и отложив шахматы в сторонку, он посадил сына на колени.

– Помни, сынок, «талант», если он и существует, измеряется потом.

(«Братья. Фрагмент. «Звезда Востока», № 4, 2015)

По мысли Ф. Шлегеля, способность к иронии возвышает человека над противоречиями бытия, над «низменной прозой повседневности». Шлегель замечал, что «ирония подсмеивается над всем миром». Он утверждал также, что «в ней всё должно быть шуткой и всё всерьёз, всё чистосердечно откровенным и всё глубоко скрытым», что «ирония – это ясное сознание вечной подвижности, бесконечно полного хаоса»[i]. Иронический взгляд на мир способен освобождать человека от догматической узости мышления, односторонности, нетерпимости, фанатизма. Вместе с тем, «ирония без берегов», «привычка к иронии», по мнению Ницше, «портит характер, она придаёт ему постепенно черту злорадного превосходства, начинаешь походить на злую собаку, которая, кусаясь, к тому же научилась смеяться»[ii]. Здесь важна золотая середина, направленная на мир и человеческую жизнь в целом и во благо её: этот универсальный критерий присутствует у двух писателей. Смех как грань сознания и поведения человека периодически звучал на литературном вечере, как в дружественной и доброй компании, выражая жизнерадостность, душевную весёлость, доброжелательное общение и взаимопонимание авторов философско-юмористических миниатюр и их читателей.

По окончании вечера некоторые участники творческой встречи всерьёз задумались: «Почему многим из нас не хватает самоиронии и, соответственно, уверенности в себе, внутреннего стержня?» Но изменения в менталитете всё-таки происходят после подобных встреч, и это прекрасно. В заключение двухчасового непринуждённого общения с двумя писателями К.И. Панченко и А.В. Маркевич и с ними все участники литературного вечера в «Русском доме» сошлись в одном: «Вот эти два замечательных автора украшают нашу жизнь. В добрый час вам, ребята!»

 

Гуарик Багдасарова

Фото: Ирина Кепанова