Клаус Литтман: "Все считали меня сумасшедшим — зачем он сажает лес на стадионе?"

Старинный город Клагенфурт, курорт на берегу озера Вертерзе со 100 тыс. жителей, неожиданно стал центром мирового паблик-арта. Швейцарский арт-деятель Клаус Литтман осуществил там свою давнюю мечту воплотить в жизнь странную фантазию художника Макса Пейнтнера, запечатленную в его рисунке 1970 года: зрители на стадионе в большом городе болеют за лесную чащу, заменившую игроков. Литтман высадил на стадионе в Клагенфурте лес — не экзотический, а самый обычный, средней полосы. В этом ему помог соотечественник, знаменитый ландшафтный дизайнер Энцо Энеа, сотрудничавший с ведущими мировыми архитекторами, такими как Рем Колхас и Заха Хадид, и среди прочего известный своим «Музеем леса». Для Клагенфурта он сочинил из 299 деревьев 18 пород эффектную рощу, где есть березы и елки, болотца, поляны и кусты. Каждое растение было выкопано с корнями и аккуратно перенесено на стадионную почву, где создали специальную дренажную систему с поливом и прочим, чтобы ни одно дерево не пострадало. Длина труб для полива составила 10 км, было настелено 4,5 тыс. кв. м торфа. Высадка леса заняла 22 дня, и в ней участвовала команда из 50 человек. После окончания арт-интервенции деревья будут рассажены в окрестностях Клагенфурта.

Клаус Литтман (р. 1951) известен проектами для публичных пространств. Например, в прошлом году в своем родном Базеле он устроил «Сад планет»: пятиметровые шары, оформленные разными художниками, парили над городом, как новые планеты. «За лес» — самая большая его инсталляция и самое большое произведение паблик-арта, когда-либо созданное в Австрии. Оно вызвало бурную общественную реакцию, так как открытие инсталляции совпало с выборами в стране (29 сентября) и с тем, что футбольный клуб «Вольфсберг», который тренировался на стадионе, неожиданно вышел в высшую лигу, но, так как площадка занята лесом, будет играть в Граце. Проект запостил у себя в Instagram сам Леонардо Ди Каприо, которого теперь надеются заполучить с визитом. Однако правая Австрийская партия свободы раскритиковала Литтмана, утверждая, что его проект финансировался государством (хотя художник говорит обратное), и призывая жителей выйти на демонстрацию с пилами в руках, а сам он даже подвергся нападению на улице накануне вернисажа.

Вы называете себя медиатором современного искусства. Обычно медиаторы — это юноши и девушки, которые на выставках объясняют зрителям смысл той или иной работы. А что это значит в вашем случае? Насколько вы художник? Или организатор? Или куратор?

Меня все спрашивают: «Вы художник?» — Я отвечаю: «Нет, но и художник тоже». — «Вы куратор?» — «Нет, но и куратор тоже». — «Вы продюсер?» — «Да, но не только». Когда вы занимаетесь такими проектами, как я, вы должны быть и тем, и тем, и тем одновременно, в этом суть моей деятельности. Вы просто не можете сказать: «Я художник и не хочу знать, откуда берутся деньги и материалы». В то же время вы не можете быть только продюсером. Чтобы реализовать нечто подобное, вы должны обладать знаниями во всех этих областях.

В основу вашего проекта лег рисунок 1970 года «Бесконечная привлекательность природы» художника Макса Пейнтнера. Прошло почти 50 лет с тех пор, как он был сделан, — а что, на ваш взгляд, за это время изменилось в отношении европейцев к лесам?

Да, 50 лет. Это много… Я был восхищен этим рисунком, когда увидел его впервые в 1989 году. Так что этой идее уже 30 лет. В 1970-е, когда рисунок был сделан, никто еще не думал ни о каких глобальных изменениях климата. Вы спросили, что поменялось с тех пор, — да все поменялось! Я был восхищен тем, что в 1970 году кто-то думал о том времени, когда настоящую природу мы сможем увидеть только в местах вроде стадионов, как это случилось со многими животными, которых мы сейчас можем встретить только в зоопарке. Эта мысль меня поразила. 

Если честно, когда я увидел рисунок, я просто захотел его купить. Мы познакомились с Максом Пейнтнером, и выяснилось, что работа уже продана. Тогда я решил, что его идея с лесом на стадионе настолько мощная, что было бы здорово ее осуществить в реальности, чтобы люди не просто смотрели на рисунок, но ощутили этот сюжет физически, почувствовали его. И я начал работать над этим. Я до сих пор не могу поверить, что у меня получилось. Так много было потрачено сил и времени, чтобы это все состоялось!

В чем я был уверен с самого начала — это в том, что этот образ станет известным во всем мире. Так и произошло! И даже больше, чем я мог себе представить. Сейчас, когда случилась эта катастрофа с пожарами в лесах Амазонки… Это ужасно, да, но это сделало и наш проект актуальным и известным.

Вы решили посадить на футбольном стадионе лес. А что же все это время делали футболисты? Где они тренировались? Какой была их реакция?

Вообще, реакция была со всех сторон, должен вам сказать. Все говорили: «Зачем этот чувак сажает лес на стадионе, когда у нас тут в окрестностях полно прекрасных лесов?» Все думали, что я сошел с ума. 

Что подумала футбольная команда? Сначала надо объяснить, как я оказался именно в этом месте. Я искал стадион очень долго. Потому что, если футбольная команда, которая на стадионе играет, успешна, туда вовлечено столько денег, что просто нет шанса найти окно в их расписании. И вот один мой друг прислал мне фото стадиона в Клагенфурте и сказал: «Знаешь, тут есть футбольная команда, но она не слишком популярна. Собирает всего несколько сотен человек на свои игры, и стадион на 30 тыс. мест пустует большую часть времени. Так что можно попробовать». Я приехал, пытался договориться. Прежний хозяин команды ни в какую не хотел слышать о проекте, но потом новый хозяин (он из Хорватии, живет в Гамбурге) заинтересовался этой историей, и мы договорились. 

После открытия проекта все изменилось. Люди приходят, говорят мне спасибо. Они действительно эмоционально тронуты этим зрелищем, что-то оно задевает.

В чем состояла задача ландшафтного дизайнера Энцо Энеа?

Вы знаете, я не садовник. Я первый раз в жизни делаю художественный проект с живыми объектами. Это не сталь, не цемент, не парк скульптур. Мне было важно найти кого-то, кто бы знал, как правильно обращаться с ними. И я очень счастлив, что Энцо Энеа согласился. Он сделал эскизы, подобрал нужные деревья. Его команда дала мне гарантии, что с деревьями все будет в порядке, что они не засохнут через пару дней. Он работал в разных частях света, с разным климатом, так что я был уверен, что это правильный человек.

Как вам удалось убедить власти в необходимости проекта?

Сначала я нашел местную группу арт-активистов, которые делают небольшие публичные проекты, и убедил их помочь мне, так как я чужак, плохо понимаю, как тут все устроено. Они с энтузиазмом взялись за дело. Я стал готовить почву, общаться с разными местными политиками, рассказывать, объяснять, как это будет здорово. Но — вы не представляете себе — эти переговоры заняли шесть лет! Три года назад прошли выборы мэра. Новый мэр — замечательная дама, ей понравилась моя идея. Она спросила: «Так что вам нужно?» — «Мне нужен стадион, желательно бесплатно». Мэр говорит: «Это решение нужно провести через местный парламент». В результате все проголосовали за, только один голос был против.

Я знал, что город небогат. Мне дали стадион, а на все остальное деньги я нашел сам. Весь этот проект профинансирован частными лицами. Это люди из разных стран, но большинство — из Швейцарии. Общую сумму я разглашать не могу именно потому, что это частные пожертвования. Могу сказать, что много компаний мне помогло с материалами, машинами и тому подобным. Вы можете даже взять шефство над отдельным деревом.

Какого вы ждете результата от этой работы?

Для меня самый главный результат — то, что этот образ начал гулять по миру, что много людей его увидело и запомнило. Может, они начнут задумываться о том, как осторожны мы должны быть с природой. Конечно, реальные посетители тоже важны, но это не самое главное для меня. В течение двух недель после открытия стадион посетило уже около 80 тыс. человек, и мы рассчитываем, что за два месяца будет около 200 тыс. Это совсем неплохо. И все это, конечно, бесплатно.

Вам довелось общаться со многими легендами искусства ХХ века. Расскажите, каким вы запомнили Йозефа Бойса, у которого учились в Дюссельдорфе.

Мне было 20 лет, когда я с ним познакомился. Он действительно был человек открытого ума и верил, что в каждом есть творческое начало. Для него культура была очень широким понятием, он имел особый взгляд на нее, не разделял высокое и низкое, и общение с Бойсом дало мне то направление, в котором я и двигаюсь сейчас. На меня очень повлиял его знаменитый проект с 7 тыс. дубов, которые он посадил для Documenta в Касселе. И вот теперь это так откликнулось. 

Моим близким другом был Жан Тэнгли, я его очень любил. И вы знаете, я был с ним в Москве, когда он делал свою выставку много лет назад. Он всегда вовлекал массу народа, все его друзья участвовали в его проектах. Он и меня этому научил.

Я очень хорошо помню выставку Тэнгли в ЦДХ в конце 1980-х. Она была фантастической.

Тэнгли, даже в поздние свои годы, когда стал очень успешным, все равно оставался анархистом, вы меня понимаете? Мы с ним сделали много чего замечательного. Например, читал я как-то раз книжку о русской революции и долго не мог понять, каким образом большевики распространили свои идеи на такую невероятно огромную страну. И тут мне попалась история про агитпоезда. Я рассказал ее Жану, и мы решили сделать нечто подобное. Мы пустили арт-поезд вокруг всей Швейцарии с семью вагонами, каждый был оформлен одним из художников — там был и Тэнгли, и Бен Вотье, и многие другие. Это было в 1991 году. 

С лесом мне очень помог своими советами Христо, с которым я тоже дружу много лет и ездил с ним в Италию на его последний проект. 

Почему вы предпочитаете проекты, связанные с искусством в общественном пространстве?

У обычных выставок все-таки очень ограниченная аудитория, а в публичном пространстве вы можете захватить всех. Это, конечно, не всегда получается, но все же. И это значит, что для публичных проектов вы должны придумать очень ясную идею, которую любой сможет оценить без особых усилий, без знания истории искусства и тому подобного. 

Для «Леса» была взята самая простая идея, но такая, которая может вас захватить. Механика такова. В повседневной жизни мы не задумываемся о вещах, которые нас окружают, мы воспринимаем их как данность. Я беру обычный лес, но помещаю его в абсолютно другой контекст — люди приходят и видят его в новом свете. Они смотрят снизу, сверху, с разных точек, они присаживаются и начинают размышлять: «Какое это отношение имеет ко мне? Зачем мне этот лес?» Важно, что образ леса можно встретить в любом виде искусства: поэзии, музыке, театре. Это классическая вещь в каком-то смысле. Но сейчас этот образ приобрел самое современное звучание в связи с проблемой изменения климата и вот с этими демонстрациями детей по всей Европе, пятницами Friday for Future.

Можно ли пройти внутрь леса, погулять там?

Нет, это запрещено. Нужно смотреть на него издалека, с уважением. Иначе получится уже не арт-проект, а развлечение. Еще пикники начнут устраивать! Смысл работы как раз в такой дистанции.

У вас была галерея в 1990-е. Почему вы ее закрыли? Что вы думаете о галерейном бизнесе?

Все так изменилось с тех пор: и коллекционеры теперь совсем другие, и множество ярмарок, и художники-фабрики, и эти бесконечные разговоры о рынке и его механизмах. Мне это неинтересно, я не арт-дилер. Я люблю говорить об искусстве и люблю художников, которые не думают о коммерции. Я поэтому и занимаюсь некоммерческими проектами — это все ради удовольствия. 

 

Источник: http://www.theartnewspaper.ru