Мы освещаем новости культуры Узбекистана: театр, кино, музыка, история, литература, просвещение и многое другое. |
|
|
09.01.2021 / 23:20:16
Александр Фитц. Воспоминания дня. Тайны старого Ташкента. Часть 2Впрочем, мы увлеклись, а нам давно пора возвращаться к полудедективной истории, где, кем и при каких обстоятельствах был написан текст гимна Советского Союза, которую я услышал от моего друга и земляка (оба мы родились в ссылке в Казахстане) Рауля Мир-Хайдарова. Она значительно отличается от официальной версии написания «главной песни страны», что, на мой взгляд, ничуть не умаляет авторитетов ее официальных авторов – Сергея Михалкова и Эль-Регистана, а напротив, свидетельствует, что ничто человеческое и им было не чуждо. – Сергей Владимирович, чтобы вы знали, – начал Рауль, – всегда был не только детским поэтом, депутатом, но и большим ходоком. То есть любителем женщин. Впрочем, кто их не любит? Ах да, вспомнил. Но о них из соображений политкорректности, сегодня, ни слова. Итак, в 1943 году в Ташкент к одной из своих многочисленных пассий – актрисе Рине Зеленой, прямо с фронта прилетел капитан Красной Армии Михалков. Прилетел, чтобы помочь устроиться в «хлебном городе», в котором она, кстати, родилась и даже училась в местной гимназии, пока ее отца не перевели в Москву. И надо же такому случиться, что именно в это время в Ташкенте не то в отпуске, не то в командировке находился его приятель и коллега по газете Военно-Воздушных Сил «Сталинский сокол» – бывший сотрудник «Правды Востока», затем собственный корреспондент «Правды» и «Известий» по Средней Азии, а в то время майор Эль-Регистан. Вообще-то, настоящая фамилия этого журналиста, писателя и сценариста – Уреклян, и звали его Габриэль Аркадьевич. Если ещё точнее – Габриэль Аршалуйшович. Родился он в Самарканде, в семье председателя правления Туркестанского коммерческого банка в 1899 году. Прибавьте к этой «неприятности» дворянское происхождение, хорошее образование, свободное владение шестью языками и поймёте, что с такой биографией и фамилией грешную землю ему долго топтать не пришлось бы. Понял это и наш герой, быстренько соединив окончание своего имени и название главной площади Самарканда, став – Эль-Регистаном. Звучит красиво, а в переводе с фарси всего лишь – «Песчаная площадь». Никакой романтики, но это в Средней Азии, а вот для России, Украины, Кавказа – сплошная загадочность. То есть, даже в тревожные дни и часы бытия Габриэль всегда оставался армянином. В семье моей жены любят рассказывать о дедушке, который был богат, успешен и владел не то кондитерской, не то какой-то другой фабрикой в Коканде, но случилась революция – всё отобрали. Семья стала бедствовать, но никто не жалился, не унижался – держали марку. Когда дедушка, звали его Самвел Кеворков, собирался в город, из потайного места извлекалась склянка с хлопковым маслом, которым он легонько смазывал лихо закрученные усы: пусть все думают, только что он сытно отобедал. Так вот дедушка в глазах окружающих выглядел настоящим, то есть соленым армянином (в Армянской церкви при крещении в воду иногда добавляют соль). Эль-Регистан, как мы знаем, тоже был армянином и наверняка тоже соленым, а ещё – талантливым. Алексей Толстой, выступая в 1934 году на первом съезде писателей СССР, сказал, что «в стране работают три настоящих журналиста, на которых остальным нужно равняться, – Михаил Кольцов, Илья Эренбург и Эль-Регистан». Чтобы завершить портрет этого невысокого, порывистого в движениях человека, добавлю: застолья и женщин он любил ничуть не меньше Михалкова, но, в отличие от русского дворянина, был безумно щедр и ради дам всегда готов был совершить (и совершал!) безрассудные поступки. Кто первым из них в 1943 году услышал сообщение по радио о том, что объявлен конкурс на написание слов и музыки гимна СССР, не знаю. По одной версии, оба сразу, по другой – Эль-Регистан, который, не мешкая, отправился к Михалкову и предложил написать текст вместе. Ну а по ташкентской версии события разворачивались следующим образом. В момент объявления конкурса Эль-Регистан уже был маститым журналистом, опубликовавшим блистательные репортажи о прокладке Беломоро-Балтийского и Большого Ферганского каналов, возведении Магнитки, Сталинского тракторного завода, Сибмаша… Он побывал на Тянь-Шане, на острове Диксон и даже на Северном полюсе. Выпустил несколько книг. По его сценариям сняли ряд фильмов, в том числе знаменитого «Джульбарса», который демонстрируется даже сегодня. Но вот стихов Эль-Регистан не писал. Михалков, которому на тот момент исполнилось тридцать, стихи писал, но исключительно для детей. И вообще он тогда, если и был известен, то в достаточно узком кругу, хотя и обладал редкими пробивными способностями, которые, кстати, передались и его сыновьям Андрону и Никите. И все же шансы на победу у друзей были весьма призрачными. И тут на сцене, точнее у отцовского письменного стола, возникает Гарольд Эль-Регистан – 19-летний сын Габриэля от первой жены, родившийся в Ташкенте и названный так в честь одного из героев Джорджа Байрона. Услышав о конкурсе от отца, он тоже решил принять в нем участие, тем более что давно считал себя поэтом и даже сочинил слова к нескольким песням. Габриэлю текст, написанный сыном, понравился. Но он понимал, что шансов победить у юноши – никаких. И тогда в его голове возникла идея предложить Михалкову принять совместное участие в конкурсе. Мол, ты – русский, я – кавказец. У тебя – связи, и я не сирота. Возьмём эту крепость! Что же касается Гарольда, то отец тоже отвёл ему роль в своей постановке. Встретились они все, что естественно, в лучшем ресторане Ташкента – «Национале», где с дореволюционных времен сохранились пальмы в огромных кадках, потолки украшали люстры из голубого хрусталя, а закуски подавали на серебряных подносах. Пока мэтры обсуждали шансы на победу в случае своего участия в конкурсе, обговаривали генеральную линию гимна, выпивали и закусывали, молчавший всё это время Гарольд, взял листок и, написав на нем уже сочинённые слова, протянул им. Всё это он проделал словно под гипнозом, собой, не владея и себя не контролируя. Будто это не он, а кто-то сверху водил его рукой. Прочтя написанное сыном, Габриэль изобразил состояние шока, ну а Михалков действительно в нем оказался. Придя в себя, они приказали юноше держать язык за зубами, и ни в коем случае никому, ничего и никогда не рассказывать. А на следующий день друзья отправились в Москву, где Михалков, подключив связи в компетентных органах, умудрился, минуя комиссию, передать текст гимна самому Сталину. Справедливости ради заметим, что некоторые строфы, написанные младшим Регистаном, они подправили. Внес незначительную, но очень важную по смыслу правку в понравившийся ему текст и Иосиф Виссарионович. Так, строку «Славься, советское наше Отечество» он исправил на «Славься, Отечество наше свободное». Короче, правительственная комиссия, рассмотрев 223 варианта, присланные на конкурс, приняла тот, что впервые прозвучал под сводами «Националя», решив в качестве музыки главной песни страны использовать мелодию «Гимна партии большевиков» Александра Александрова, который, а это никогда не афишировалось, был последним регентом церковного хора Храма Христа Спасителя в Москве. 13 декабря 1943 года в газетах опубликовали сообщение о Государственном гимне, а в ночь на Новый, 1944 год, он впервые прозвучал по радио. С 15 марта того же года новый гимн стал исполняться по всей стране. Авторов удостоили Сталинской премии и пригласили в Кремль на торжественный прием. Там Иосиф Виссарионович, пригласив их к своему столу, поинтересовался, что ещё, кроме означенного гонорара, они хотели бы получить за блестяще выполненную работу? Михалков, вздохнув и покраснев, попросил новую квартиру, мол, в старой тесновато, а Эль-Регистан попросил… карандаш, которым Сталин делал пометки в тексте гимна. Вскоре Моссовет выделил Сергею Владимировичу большую квартиру в новом доме № 8 по улице Горького, а Эль-Регистану и его молодой жене – балерине Валентине Галаниной, в дополнение к карандашу Иосифа Виссарионовича выписали ордер на трёхкомнатную квартиру в доме № 6 на той же улице, которую занимал Михалков. Не забыли и композитора Александрова. Ему подарили трофейный немецкий автомобиль ручной сборки «Мерседес». «Ну а как Гарольд?» – спросите вы. Отвечаю: успешно поступил и не менее успешно окончил московский Литературный институт, выпустил около двадцати стихотворных сборников и написал слова более чем к четырем сотням (!) песен, многие из которых звучат и сегодня, и которые исполняли Валентина Толкунова, Владимир Трошин, Иосиф Кобзон, Клавдия Шульженко, Людмила Зыкина, Рашид Бейбутов, Муслим Магомаев. Но до самой смерти в 1999 году он никому не рассказывал о том, что написал текст, легший в основу гимнов СССР и России, кроме нескольких доверенных и очень близких ему людей. Но ведь недаром еще древние говорили: «То, что знают двое, знает свинья». Да и главный Эль-Регистан перед ранней своей кончиной в июле 1945 года об этом тоже вроде бы обмолвился. А почему нет? Заслуг у него и без гимна хватало, а Гарольд – единственный сын. По крайней мере, официально. Конечно, прочтя эту историю, многие возмутятся и скажут, что, по их сведениям, все было не так. И гимн писался не в Ташкенте, а в Москве. И не на листке в «Национале», а на счете столичной гостиницы «Москва». Ну а идея о соавторстве у Михалкова с Эль-Регистаном родилась за столиком в «Арагви». И вообще принять участие в конкурсе старшему Эль-Регистану предложил тогдашний заместитель председателя Совета народных комиссаров СССР, возглавлявший правительственную комиссию по утверждению гимна, Климент Ворошилов. Именно он позвонил ему по телефону, а уж тот привлек затем Михалкова. Может быть. Не спорю. Но в Ташкенте, по крайней мере, во времена моей молодости, бытовало свое, особое мнение. Да и вы, уважаемые читатели, окажись в «Шарке», который раньше назывался «Националем», наверняка разделили бы его. Но нет «Шарка», нет «Националя», нет Габриэля Аршалуйшовича, Гарольда Габриэльевича, Сергея Владимировича и товарища Сталина тоже нет, а вот гимн и легенда, остались. … В день, когда закончил писать эту историю, из Лейпцига позвонил старинный друг, сокурсник по факультету журналистики ТашГУ, Марат Абишев. Естественно, вспомнили Ташкент. «Молодец, – похвалил он, узнав, что я написал о «Шарке» и гимне, а потом спрашивает: «Кстати, новый гимн Европы уже знаешь?» «Нет, – говорю, – я и старый не знаю». «Не беда, – успокоил Абишев, – он как раз дописывается, а начинается словами песни из старого советского кинофильма «Сердца четырёх», которую Людмила Целиковская исполняла: «Всё стало вокруг голубым и зелёным…» Я рассмеялся, а Марат продолжил: — А на Украине Юлия Тимошенко, после того, как ее посадили за превышение власти и служебных полномочий при заключении газовых контрактов с Россией, предложила сменить гимн с «Ще не вмерла Украина» на «Таганка, зачем сгубила ты меня». Ну а Янукович, который её на нары отправил, тоже планирует поменять «батьковщинский» гимн. Группа киевских поэтов уже переводит «Мурку» на украинский. И в заключение гимн российских олигархов. Слышал уже? — Нет. — Тогда слушай: Нас вырастил Ельцин на радость народу Откуда Марат знал, а главное помнил всё это, для меня вечная загадка. Впрочем, я тоже много чего ненужного помню. Хотя гимн, пусть и олигархический, назвать ненужным никак нельзя. В нем суть не только современной России, но и нынешнего Запада. А Марат Сергеевич такие вещи цепко улавливает. Познакомились мы в 1971 году. Третьим другом-сокурсником нашей не самой вегетарианской юности был Виктор Лавренко. Марат родился в Ташкенте, исколесил полсвета, был суворовцем, моряком, барменом, издателем, держал на Бешагаче нелегальный цех по производству мацы, которую реализовывал, как нелегально привезенную со Святой Земли – ведь дипломатических отношений между СССР и Израилем тогда не было. В парках культуры и отдыха он открыл несколько буфетов с вывесками, ассортиментом, торговлей из-под полы и т. п., которые вообще-то принадлежали ему, а в городском управлении торговли об их существовании даже не догадывались. И все это в советское время! Его выслеживали конкуренты, ловила милиция, грозили бандиты. Но он продолжал следовать принципу: жить надо так, чтобы депрессия была у других. То есть, особо не расстраивался и привычек не менял. Он подолгу обитал в Москве и Одессе. Сейчас живет в Лейпциге. Но что удивительно: продолжает упорно считать себя ташкентцем. Виктор Лавренко с профессиями особо не экспериментировал, занимаясь преимущественно журналистикой и немного наукой, пытаясь доказать собственным примером, что импотенция никакая не болезнь, а элементарное проявление лени. Как и Марат, он тоже упорно считает себя ташкентцем. А ведь родился в Самарканде, окончил там школу, долго жил в Кишиневе, а сейчас вот в Одессе. Оба они очень надежные друзья. Таковых в моей жизни было несколько, и я обязательно расскажу о них, тем более что дружба наша протекала весело и с массой забавных ситуаций, чем-то напоминающих сюжет фильма «Мои друзья» Пьетро Джерми.
«Бухариан Таймс» печатается с сокращениями
|
|