Туркестанские итальянцы (новая глава из книги "Мои господа ташкентцы")

Борис Голендер
Коллекционерская удача преподносит иногда совершенно удивительные находки. Вот так однажды от неутомимого поставщика ташкентских реликвий Валерия Черникова в мои руки попал старый конверт с императорскими почтовыми марками, адресованный в Петербург, на Ва-сильевский остров, слушательнице Высших женских курсов Валентине Собберей.

Штампы свидетельствовали, что письмо пришло 2 февраля 1909 года со станции Ясенки Тульской губернии, а именно так до революции называлась Ясная Поляна, где жил Лев Николаевич Толстой. В конверте находились написанные от руки   листочки:

Г-же В. Собберей

Лев Николаевич получил Ваше письмо, но по недосугу и нездоровью не в состоянии был ответить Вам обстоятельно, как того требовало Ваше серьезное письмо. Он поручил нам, друзьям его, помогающим ему в корреспонденции, сообщить Вам об этом и переслать Вам несколько его брошюр, касающихся тех самых вопросов жизни, которые Вы ему задаете. Он думает, что, может быть, в них Вы найдете хотя отчасти ответы на мучающие Вас сомнения. Посылаем Вам то, что у нас есть под руками, и прилагаем также список тех из его сочинений, которые мы можем Вам доставить по Вашему выбору, а также сочинений других авторов, разделяющих его жизнепонимание. Прилагаем также наше циркулярное письмо, и очень будем рады, если Вы пожелаете вступить с нами в письменное общение. Может быть, дальнейшая переписка наша с Вами вызовет Льва Николаевича на личный ответ Вам, если он найдет на это время и силы. Пока не решаюсь больше ничего прибавлять от себя к этому письму, не зная, пожелаете ли Вы вступить в переписку с незнакомыми Вам людьми. Очень прошу Вас не сетовать на Льва Николаевича, а меня прошу простить за это мое непрошенное письмо. Взялась написать Вам это письмо именно я, потому что почувствовала некоторую близость к Вам, вспомнив, что в молодые годы, и притом также будучи слушательницей Высших женских курсов, переживала так же мучительные, тревожные вопросы.

С искренним пожеланием Вам всего доброго

                                                       Анна Черткова

                                                       (рожденная Дитерикс).

К рукописи было приложено напечатанное на пишущей машинке «циркулярное письмо» толстовцев с подлинной подписью Владимира Григорьевича Черткова.

Так бы и хранились в моей коллекции эти документы в качестве реликвий, связанных с великим русским писателем Львом Толстым. Но вскоре я вновь наткнулся на имя Валентины Собберей.

В ташкентском Музее Сергея Есенина обнаружилась редкостная афиша, оповещавшая о вечере, организованном 6 апреля 1925 года в Доме Советов (то есть в бывшем Общественном собрании Ташкента) в память поэта А. В. Ширяевца. С воспоминаниями об Александре Ширяевце на этом вечере выступили «тов. Резцов (в будущем он возглавил местный Союз поэтов) и… В. Собберей»! А ведь безвременно ушедший из жизни талантливый крестьянский поэт Александр Ширяевец был ближайшим другом Сергея Есенина, именно для встречи с ним в Ташкент приезжал погостить великий русский лирик майскими днями 1921 года … И получалось, что слушательница петербургских Высших женских курсов Валентина Собберей, писавшая Льву Толстому о поисках смысла жизни, находилась в самом центре литературной жизни нашего города.

И я начал собственное расследование. Не могу сказать, что оно было особо удачным. Но однажды в добытом мною с большим трудом сборнике стихов и рассказов «Хотынлар» (Женщины), изданном «Средазкнигой» в Ташкенте в 1927 году, я наткнулся на примечательное стихотворение Валентины Собберей «Делегатка», отмеченное характерными атрибутами героического времени «Худжума» и явно свидетельствовавших о том, что автор – ташкентская поэтесса. Кто же она, носительница редкой у нас фамилии?

Ответить на этот вопрос было не просто. Где только я ни искал сведения о ней! Все напрасно. Наконец, в авторитетном аннотированном каталоге «Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана» (Москва, изд. «Книга», 1989) нашлась такая краткая справка:

«Собберей Валентина Марцелловна (родилась около 1891 г.) поэт, критик, киносценарист.

«Стихи 1914–1918». Сборник из 50 стихотворений, объединенный в циклы: «Туркестанские акварели», «Осенняя луна», «Два окна», «Любовные кружева», «Неврастения», «Ненанизанный бисер». Машинопись. 38 л. (1 чист.). В матерчатом переплете. С дарственной надписью автора В. И. Вольпину».

Я, конечно, знал, чтоВалентин Иванович Вольпин (1891–1956) – поэт, ташкентский друг Сергея Есенина, в конце двадцатых годов (тогда это еще было можно) стал хранителем так называемой «есенинской комнаты» в Москве. До переезда в Москву он был активным участником литературной жизни старого Ташкента. Может быть, поэтому именно ему подарила Валентина Собберей импровизированный сборник своих неопубликованных стихотворений, описанный в каталоге М. С. Лесмана. К неутомимому коллекционеру автографов М. С. Лесману «тетрадь в матерчатом переплете» могла перейти от самого В. И. Вольпина. Питерский библиофил в юности жил в Ташкенте, окончил Ташкентскую гимназию, учился в Туркестанском университете, был близко знаком с ташкентскими поэтами «есенинского круга»: Валентином Вольпиным, Джурой (Юрием Пославским), Александром Ширяевцем.

«Возможно, – подумал я, – между Валентиной Собберей и Валентином Вольпиным было что-то большее, чем совпадение собственных имен и общность литературных интересов…» На это натолкнул меня автограф иронического стихотворения В. Вольпина в витрине ташкентского музея С. Есенина:

 

Замерз сердитый лесовик,

Зима. Не зреют апельсины.

В Ташкенте есть один тупик

А в нем квартира Валентины.

                               Вал. Вольпин

1920 г.

22. I.

 

Давайте сопоставим этот шутливый новогодний экспромт поэта с его же стихотворением, о котором все думают, что оно является народной песенкой, взятой в известный популярный кинофильм «Трилогия о Максиме»:

 

Крутится, вертится шарф голубой,

Крутится вертится по мостовой,

Крутится, вертится, хочет упасть,

Кавалер барышню хочет украсть.

 

Где эта улица, где этот дом?

Где эта барышня, что я влюблен?

Вот эта улица, вот этот дом,

Вот эта барышня, что я влюблен!

 

На самом деле, эти известные, пожалуй, каждому строчки написал в свое время ташкентский поэт Валентин Вольпин, а адрес дома (внимание, он сохранился с дореволюционных времен до наших дней!) – Ташкент, тупик Льва Толстого, дом 20. Сегодня в этом уютном особнячке, где до революции сдавались квартиры, находится Государственный музей Сергея Есенина.

Не слишком ли много разительных совпадений!

Действительно, в сообщениях ташкентской прессы двадцатых годов о различных литературных мероприятиях можно найти и имя Валентины Собберей, иногда рядом с именем Валентина Вольпина. Так, в июле 1919 г. она состояла секретарем жюри литературного конкурса главной газеты всего региона «Известия ЦИК Туркестанской республики», входила в комиссию по организации отдела переводчиков при Комиссариате по национальным делам.

Во второй половине двадцатых годов Валентина Собберей связывает свою творческую жизнь с появляющимся узбекским кинематографом. Ее приглашают в качестве сценариста для работы в только что открытую на Шейхантауре киностудию «Узбекфильм». Ташкентская поэтесса В. Собберей создала первые немые художественные фильмы Узбекистана! Сценарии кинолент «Вторая жена» (режиссер М. Доронин) и «Шакалы Равата» (режиссер К. Гертель) были написаны именно ею (это фильмы №2 и №3, произведенные трестом «УЗБЕКГОСКИНО»). За литературную основу обоих художественных фильмов взяты тогда же опубликованные произведения из жизни Узбекистана. Фильм «Вторая жена» (1926 г.) по сути является экранизацией одноименной повести Л. Сайфуллиной, а «Шакалы Равата» созданы В. Собберей по мотивам «литературного первенца» Бориса Лавренева – «Звездный цвет». Современный киновед Нигора Каримова так определяет значение ленты «Шакалы Равата» в истории узбекского киноискусства:

«Один из первых узбекских фильмов, который стал наиболее популярными и пользовался громадным успехом, это фильм режиссера Казимира Гертеля «Шакалы Равата», вышедший на экраны в 1927 году. Почти все роли исполняли узбекские актеры – Сулейман Ходжаев, Рустам Ахмедов, Ариф Ходжаев, Рахим Пирмухамедов… Фильм с интересом смотрелся зрителем, долго держался на экранах Узбекистана».

Мне удалось подержать в руках несколько листочков, исписанных рукою В. Собберей.

 

Улицы, улочки узкие, кривые,

Ходы, переулочки крытые, слепые.

Маленькие дворики с цветничком из циний.

Маленькая, чистенько прибранная жизнь.

 

Кучи ребятишек смуглых и чумазых

Копошатся в пыли, пробегают в лазах.

Важно на пороге зять сидит и деверь.

У лавчонок сочно зеленеет клевер.

 

Старики солидные, важные, седые.

Улицы, улочки пыльные слепые…

Чучела женские стучат каблучками,

Небо ярко синее тает облаками.

 

Стены, крыши плоские в тон один с дорогой.

Темные лазейки с глиняным порогом,

Хаузы, дворики, цветнички из циний

Радуют уютную, маленькую жизнь.

                                            Июль 1917

 

Или вот еще одно ироничное и, на мой взгляд, актуальное на сегодняшний день стихотворение, написанное Валентиной Собберей столетие тому назад:

 

На старой мечети

Под старый, темный свод из медных кирпичей

Уходит звук шагов и эхо разговора.

Внизу блестят глаза полунагих детей

И слышится гортанный отзвук спора…

 

Ступени узкие, высокие, крутые

Ведут винтом в колодце минарета.

 

По ним всходили, может быть, святые

И фанатичные потомки Магомета…

 

А ныне – на стене старинного искусства,

Там, где всхолмился грядами мазар –

Написано с глубоким чувством:

«ПЕНЬКОВ ИВАН СДЕС БЫЛ И ОБОЗРЕЛ БАЗАР».

                                                  Январь1916

Почему же имя Валентины Собберей исчезло со страниц прессы? Может быть, по той же причине, по которой ее хороший знакомый Валентин Вольпин был вычеркнут из литературных анналов и всю оставшуюся жизнь продолжал писать стихи «в стол»? Даже о том, что он автор текста известной песенки «Крутится, вертится шарф голубой» мы узнали только после распада СССР, когда открылись секретные архивы. Дело в том, что В. И. Вольпин имел отношение к партии социалистов-революционеров (эсеров), и это закрыло ему путь в советскую литературу!

Изучая материалы о деятельности туркестанских эсеров, я наткнулся на сообщение в газете «Русский Туркестан» (№ 20 за 12 февраля 1906 г.) о том, что владелец известного в Ташкенте солидного книжного магазина Собберей был подвергнут унизительному обыску согласно «Положению о государственной охране». По агентурным данным Туркестанского охранного отделения сам владелец магазина и его дочь, гимназистка седьмого класса, посещали квартиру присяжного поверенного Осипа Осиповича Негри, эсера, привлекавшегося к суду по процессу «55». В охранном отделении позднее завели дело от 15 октября 1913 года о принадлежности дочери владельца книжного магазина В. М. Собберей к ташкентской подпольной организации эсеров.

Таким образом, разыскиваемая мной ташкентская поэтесса была дочерью известного ташкентского книготорговца Марцелла Феликсовича Собберея и действительно, как и В. И. Вольпин, была связана с туркестанскими эсерами, за что, конечно, могла поплатиться не только до революции, но и в тридцатые годы.

Документы Национального архива Республики Узбекистан называют ее отца «щадринский мещанин Марцель Фониксов Собберей». Но он был вовсе не сибиряк, а итальянец по национальности. Известно, что в конце XIX века М. Ф. Собберей переехал из зауральского города Шадринска в Ташкент и получил официальное разрешение Сырдарьинского военного губернатора (№ 1490/12398 от 23 декабря 1894 г.) открыть частный книжный магазин. Это заведение вскоре стало самым лучшим книжным магазином города. Вот что написал главный знаток дореволюционного Ташкента А. И. Добросмыслов об этом магазине в своей книге-энциклопедии «Ташкент в прошлом и настоящем» (1912 г.):

«Второй книжный магазин (имеется в виду в городе Ташкенте) был открыт в 1894 году… Марцелием Феликсовичем Соббереем (ул. Романовского, № 29). Как по количеству книг, так и подбору их, этот магазин занимает первое место не только в Ташкенте, но и в крае».

Между прочим, в новом городе Ташкенте единственно только в магазине М. Ф. Собберея можно было приобретать книги на восточных языках в арабской графике. Известно, что ташкентский итальянец принимал участие и в издательской деятельности. Именно он опубликовал в 1911 году первый в Туркестане поэтический сборник, среди авторов которого был друг Сергея Есенина, ташкентский поэт Александр Ширяевец. Это по тем временам можно рассматривать даже не как коммерческое, а как культурно-благотворительное начинание.

Два ташкентских выходца из Италии – отец и дочь… оставившие глубокий след в нашей культуре!

Надо сказать, что Соббереи были не единственными известными и уважаемыми итальянцами Туркестана. В газете «Ферганские областные ведомости» (№ 85 от 21 апреля 1911 г.) можно прочитать следующее обращение:

«Милостивый государь, господин редактор! Не откажитесь напечатать в Вашей уважаемой газете настоящее мое письмо.

27 марта нынешнего года в память 50-летия объединения Италии открыта Всемирная художественная выставка в Риме, имеющая продолжиться до конца лета. Несомненно, что у некоторых лиц, живущих в нашем отдаленном Туркестане, может явиться желание побывать нынче летом на этой выставке в «вечном городе» и посмотреть по пути прелестную Италию, но осуществить эту мысль им покажется трудным по причине незнания иностранных языков, отсутствия попутчиков и неопытности по части заграничных путешествий. Эта поездка была бы интересна и даже необходима и для учащихся средних учебных заведений, как реальных, так и классических, как мужских, так и женских.

Идя навстречу желаниям взрослых и детей, я организую нынче во время каникул (с первого июня по седьмое августа) для жителей Туркестана коллективную поездку в Рим. Маршрут я наметил такой: Скобелев, станция Черняево, Самарканд, Асхабад, Красноводск, Баку, Тифлис, Батум, Трапезунд, Константинополь, Афины, Бриндизи, Неаполь, Рим, Флоренция, Венеция, Генуя, Ницца, Париж, Льеж, Кёльн, Берлин, Варшава, Москва, Самара, Оренбург, Ташкент, Черняево, Скобелев. Вся эта поездка, как по железным дорогам, так и на пароходах, будет совершена во втором классе и будет стоить для каждого участника 500 рублей, считая в том числе все дорожные расходы, то есть плату за билеты и провизию. Во время этой поездки надзор за учениками я принимаю на себя, а наблюдение за ученицами я поручу моей старшей дочери, имеющей звание домашней наставницы.

В заключение настоящего письма считаю не лишним прибавить, что я уже два раза бывал за границею, и тот маршрут, по которому я собираюсь ехать нынче летом, мне хорошо известен, потому что в 1901 году я ездил из Ферганы в Париж через Варшаву, Берлин и Кёльн, а в 1904 году ездил в Венецию через Тифлис, Константинополь и Афины. Я хорошо владею разговорным французским языком и, кроме того, знаю немного языки: турецкий, итальянский, греческий и немецкий.

Примите уверение в истинном моем к Вам уважении.

Учитель рисования и чистописания и помощник классных наставников Скобелевской мужской гимназии статский советник Е.Маджи.

P.S. Прошу все прочие газеты Туркестанского края не отказаться перепечатать настоящее мое письмо.

Апрель 1911 г.

Гор. Скобелев.

 

Конечно, поездка из Узбекистана в Италию была под руководством учителя ферганской гимназии успешно осуществлена.

Описания своих путешествий Е. Н. Маджи публиковал за собственный счет в городе Скобелеве (ныне Фергана) отдельными книжками. К одной из них был приложен рекламный список произведений Е. Н. Маджи, которые можно было тогда приобрести в книжных магазинах Российской империи. Особенное наше внимание привлекает книга «Из Ферганы в Венецию (через Тифлис, Константинополь и Афины). Дорожные впечатления» (1909 г.) Книга эта очень редкая, за десятилетия поисков мне удалось отыскать только отдельный листок-титул этой книги, почему-то напечатанный на бумаге ярко-красного цвета.

Реклама, кстати, свидетельствует о том, что книги Е. Н. Маджи предлагались читателю в первую очередь в ташкентском магазине М. Ф. Собберея.

Как и М. Ф. Собберей, учитель ферганской гимназии Евлампий Николаевич Маджи был туркестанским итальянцем. Его далекие предки происходили от одной из самых аристократических семей Венеции, к роду Маджи принадлежали даже некоторые властители средневековой «царицы морей» – венецианские дожи. В 1849 году, когда Австрийская империя подавила восстание в Италии, итальянский аристократ Гаэтано Маджи вынужден был покинуть родину и перебраться в Россию. Его наследники, художники и языковеды, переселились на восток Российской империи. Так внук Гаэтано Маджи Евлампий оказался в Ферганской долине.

В моем собрании документов «Ташкентская старина» хранится несколько подлинных писем Е. Н. Маджи к родным с его личной печатью. На печати под дворянской короной фамилия «Маджи» написана по-итальянски.

Среди сохранившихся у меня документов Е. Н. Маджи есть и рисунок, сделанный им, когда после революции он квартировал в бухарском караван-сарае Мирзы Фазиля и преподавал узбекский язык в Бухарской народной республике. Кроме путевых очерков и рассказов, Евлампий Николаевич разработал и напечатал в 1909 году небольшое, но очень востребованное пособие «Сартовские фразы, пословицы, анекдоты, обычаи и правила вежливости». Предназначалась эта книжка в помощь при изучении узбекского языка по существовавшим тогда учебникам. В предисловии автор пишет:

«…настоящий мой труд будет не бесполезен и вообще для каждого, интересующегося этнографией Туркестана…»

Дети Е. Н. Маджи прекрасно знали узбекский язык. Его старший сын Петр Евлампиевич Маджи, блестяще окончивший известный Лазаревский институт восточных языков в Москве, стал дипломатом-переводчиком и служил в самом первом советском посольстве Афганистана вместе с Ф. Ф. Раскольниковым, а затем преподавал в Ташкенте восточные языки и арабскую каллиграфию. Прославился в Узбекистане и еще один Маджи – геолог Олег Петрович. После Второй мировой войны он открыл в Чаткальских горах месторождение золота Кизил-Олма-сай, драгоценный металл добывают там и сегодня. Помимо геологии, О. П. Маджи очень интересовался историей, был известным человеком в мире коллекционеров. Мы с ним познакомились еще до ташкентского землетрясения, и он поведал мне историю своей семьи. Для меня, есенинолюба, особенно важно было, что мать Олега Петровича, Наталья Савич, в молодости писала неплохие стихи, печаталась в местной прессе, входила в круг ташкентских поэтов «серебряного века», встречалась с приехавшим в Ташкент Сергеем Есениным, а друг Есенина поэт Александр Ширяевец даже посвящал ей свои стихотворения. Олег Петрович Маджи позднее передал сохраненные им редкие литературные материалы своей матери в ташкентский Музей Сергея Есенина.

Так в результате почти детективных библиографических расследований в галерее господ ташкентцев заняли достойное место мои земляки с экзотическими итальянскими фамилиями Соббереев и Маджи.

 

журнал Звезда Востока, №1, 2021 г.