Возвращение к читателю

Хива... Это короткое слово известно, пожалуй, всюду. Маленький узбекский городок притягивает к себе своеобразным магнитом тысячи и тысячи любителей путешествий. Они едут из Америки и Австралии, Европы и Азии, из caмых дальних уголков мира. Едут, чтобы своими глазами взглянуть на чудо Востока, окунуться в атмосферу таинственности древнего города.

Попасть сюда можно разными путями. Однако все они пролегают только через пустыни – ведь Хорезмский оазис, древней столицей которого является Хива, со всех сторон окружен необъятным морем песков. В старину их пересекали лишь верблюжьи караванные тропы. В наши дни можно воспользоваться поездом или автобусом, но лучше – воздушным транспортом, хотя и в последнем случае вояж покажется утомительным. Под крылом самолета нестерпимо медленно будут тянуться унылые гряды песков. Наконец, на горизонте покажется темная полоска, и вот уже внизу плывут расчерченные каналами и дорогами прямоугольники плантаций. Летом они – зеленые, осенью – белые, а перед самой зимой – темно-коричневые. Такой цвет придают им оставшиеся после сбора урожая сухие стебли хлопчатника. Самолет разворачивается, идет на посадку, и вас встречает Ургенч, главный город современного Хорезма. Еще три десятка километров преодолеваются на автомашине совсем незаметно, и вы уже в Хиве. Здесь-то и происходит прямо невероятное перемещение во времени: вы оказываетесь в каменном лабиринте средневекового города, где за каждым поворотом вас ждет eщe не разгаданная тайна истории.

Шагаешь по его узким улочкам, зажатым глухими стенами, и чудится, что идешь по дну ущелья или внезапно осушенного канала. Каменные стены многократно усиливают звук каждого, даже осторожного, шага.

Но вот улочка-ущелье со своим таинственным полумраком делает поворот, и перед глазами неожиданно возникает ансамбль величественных строений с красочными порталами и впечатляющими куполами. А над ними в темно-голубом небе как будто плывет многоцветный и все же голубой минарет Исламходжа.

С него, с высоты полсотни метров, предстает во всем величии единственное в своем роде собрание памятников старинной среднеазиатской архитектуры. От открывающейся панорамы невозможно оторвать взгляд. Прямо перед нами – скопление плоских крыш, куполов, минаретов, отделенных друг от друга причудливой сетью улочек. Все залито солнечным сиянием, и жаль, что никакая фотография не может с достоверностью передать ослепительного блеска красок и света.

Непосредственно к минарету примыкают строения крепости Ичанкала – внутреннего города. За его стенами когда-то ютились торгово-ремесленные кварталы гончаров, ткачей, оружейников, жестянщиков... Это Дишанкала – внешний город, окруженный в середине прошлого века крепостной стеной. За ней просматриваются уже современные постройки, а далее видны сады и плантации хлопчатника, наступающие на барханы. Их убегающие волны теряются в дрожащем мареве.

В Дишанкале сохранились лишь отдельные архитектурные памятники, древние водоемы и сады. Главные шедевры старинного зодчества сосредоточены в Ичанкале.

У ее западной стены находится крепость в крепости – Куняарк, цитадель хивинских ханов. Миновав ворота, вы оказываетесь во внутреннем дворе цитадели, где, начиная с XVII века, были построены ханский дворец с диваном – канцелярией и курынишханой – залом приемов, гарем, летняя и зимняя мечети, монетный двор, арсенал с пороховым складом, мастерские, конюшни, караульные помещения... Неумолимое время пощадило лишь часть зданий.

Невдалеке от Куняарка располагается мавзолей Сейида Аллаудина – один из самых древних в Хиве памятников. Он воздвигнут в IV веке, в золотоордынский период. Мавзолей славится надгробьем, облицованным неповторимыми по красоте и сложности работы изразцами. Под слоем из глазури проступает выпуклый рисунок нежного растительного орнамента.

Мечеть Джума – не столь древнее сооружение – построена всего лишь в 1789 году, но она привлекает внимание 212-ю деревянными колоннами. Несколько из них, утверждают ученые, были изготовлены еще в X – XI столетиях и являются настоящими шедеврами искусства резьбы по дереву.

Тончайшей резьбой в мечети украшена и деревянная дверь. Она была впервые здесь установлена 600 лет назад!

Во тьме веков совсем затерялась дата рождения колодца Хейвак, расположенного у северо-западной стены Ичанкалы.

Всматриваешься в прохладный полумрак и замечаешь, что каменная кладка колодца в верхнем ярусе восьмигранная, в среднем – четырехугольная, в нижнем – цилиндрическая. Она самая древняя, возможно, сложена eщe тысячу с лишним лет назад. Во всяком случае, легенды утверждают, что город начался с этого колодца, вырытого якобы Симом – сыном библейского Ноя, и именно колодец дал поселению свое имя. Скорее всего, с колодца все и началось – ведь в пустыне люди могут надежно и надолго обосноваться лишь рядом с источником воды. И неслучайно, видимо, считалось до недавнего времени, что городу десять веков.

Но, забегая вперед, скажу, что раскопки позволили высказать предположение: история города насчитывает по крайней мере 2500 лет! В письменных же источниках Хива впервые упоминается лишь в X веке. О ней сообщают арабские путешественники и географы Истахри и Макдиси. Последний свидетельствовал: «Хива лежит на краю пустыни, город большой».

Ни с чем нельзя спутать, например, минарет Кальта – Короткий... Его запроектировали как самое высочайшее сооружение на Востоке. Минарет должен был быть таким, чтобы с него «Бухару было бы видно», с которой Хива всегда соперничала. Но честолюбивым замыслам не суждено было сбыться – Кальтаминар со смертью задумавшего eгo правителя остался недостроенным. Но и то, что удалось сделать, производит впечатление – ведь периметр башни у основания составляет 72 шага, и она на всю свою 26-метровую высоту покрыта орнаментированной изразцовой облицовкой.

Из гражданской архитектуры, конечно, запоминается дворцовый комплекс Ташхаули – Каменный двор, построенный полтора столетия назад. В состав комплекса, обнесенного в соответствии с местной традицией глухой кирпичной стеной, входят три больших и пять малых дворов, сто шестьдесят три комнаты. Часть жилых помещений и парадные дворы украшены майоликовой облицовкой, узорной росписью и художественной резьбой по дереву, ганчу и камню. Между собой дворы соединены крытыми переходами. Посреди двух дворов сохранились круглые возвышения – основания для юрт, в которых хан и его близкие находились в зимний период – ведь для проживания в холода дворцы не приспособлены.

На узенькой улочке располагается величественный мавзолей Пахлавана Махмуда, увенчанный бирюзовым куполом с золотым шаром.

Это был человек удивительной судьбы. Отличаясь oгромной физической силой, он прослыл непобедимым борцом. Народ стал прибавлять к его имени почтительную приставку – пахлаван, то есть богатырь. Слава о богатыре Махмуде облетела весь Восток. Борец из Хивы клал на лопатки своих соперников в Афганистане, Индии, Иране, Ираке... Лишь однажды его лопатки прикоснулись к помосту. Случилось это тогда, когда богатырь узнал: его противнику в случае поражения грозит смертная казнь.

Слыл Пахлаван Махмуд и поэтом-вольнодумцем. В своих рубаи он воспевал любовь, рассуждал о смысле жизни, высмеивал духовенство. Последнее после смерти Пахлавана Махмуда, как это ни парадоксально, объявило своего разоблачителя «святым», чтобы, пользуясь популярным именем, обирать верующих.

He преминули «присоседиться» к могиле великого человека и заступника простых людей с не менее корыстными целями и ханы. Над могилой богатыря был возведен мавзолей. И паломники, прежде чем поклониться праху Пахлавана Махмуда, покоящемуся под голубым надгробием в глубине мавзолея, оказались вынужденными проходить мимо могил властителей ханства.

Стены знаменитого мавзолея, как выяснилось, хранили тайну – удивительные по силе звучания четверостишья Пахлавана Махмуда, писавшего под псевдонимом Пирьярвали. Уже в наши дни при peставрационных работах было обнаружено и заново прочтено более трехсот рубаи «хивинского Омара Хайяма». Строчки, сложенные поэтом семь столетий назад, и сегодня звучат свежо и злободневно: «...Сильный поднимается в гopy, слабый ходит вокруг подножия. Только не стой на месте – даже луна и звезды движутся».

Да, движется все, только для Хивы время остановилось на три столетия – столько она оставалась главной резиденцией местных ханов. Конец деспотии наступил 2 февраля 1920 года – в Хорезме победила народная революция.

Революционные изменения затронули все стороны жизни хорезмского оазиса. Только Хива продолжала как будто бы находиться в спячке. Конечно, перемены, даже огромные, произошли, но они коснулись прежде всего социальных отношений, производительных сил. Но во внешнем облике древнего города мало что изменилось. Этому способствовали и его удаленность от индустриальных районов, и бережное отношение хивинцев к труду мастеров минувших эпох.

В 1967 году по решению правительства Узбекистана центр Хивы – Ичанкала – превращен в архитектурный заповедник. В истории города открылась новая страница.

И вот я снова шагаю по улочкам древней Хивы. Вспоминаю, что известный географ В. И. Масальский в капитальном труде «Туркестанский край», изданном в начале века, писал: «Вследствие отсутствия всякого благоустройства, непроходимой грязи и множества полуразрушенных построек и могил в центре города, Хива является, пожалуй, самым неприглядным городом Средней Азии». Сегодня не верится, что так было. В последний приезд Хива поразила меня неправдоподобной для восточного города чистотой. Мне показалось даже, что я иду по улицам старого Таллинна, где чистота – давняя традиция.

Разобрали столетние завалы хлама и полуразрушенные постройки, в поле зрения не попадается ничего, что не представляло бы исторической ценности. Возможно, кто-то скажет: город потерял часть своей средневековой экзотики. Но такого гостя резонно спросить, хотел бы он сам жить на свалке исторического мусора?

Уже реставрированы десятки архитектурных памятников. С улиц исторического центра сняты линии воздушной электропроводки.

В гулком сумраке сводчатого перехода Палвандарвазы, в полукруглых нишах, трудятся ремесленники. Вот на ваших глазах уверенная рука чеканщика – удар за ударом молоточком по стальному «пестику» – рисует строгий узор на изящном латунном сосуде для воды (из таких сосудов поливают на руки перед едой). Тут же рядом – в киосках сувениров, расположенных в соседних нишах, – можно и купить изделия мастеров.

Проходите немного вперед по древнему городу и, оказавшись рядом с eщe одной мастерской, видите, как из бесформенного куска глины, брошенного на гончарный круг, медленно вырастает пирамидка. Секунда, вторая... Перед вами уже вырисовываются контуры будущей касы или, говоря проще, огромного размера пиалы...

Воссоздание атмосферы старины было одной из важных целей архитекторов и реставраторов, работавших над реализацией решения правительства республики по превращению Хивы в город-заповедник.

Город, как живой организм, растет. Но новая застройка не должна нанести ему ущерба, погубить его отличительные черты. Этого, мне кажется, удалось достигнуть в Хиве ташкентским архитекторам во главе с С. Сутягиным. Они удачно разработали структуру застройки. При проектировании гостиницы, универмага, культурно-бытовых блоков эффективно использовано несколько единообразных элементов. В результате этого здания возведены в едином ключе.

В основе застройки новых жилых микрорайонов – двухэтажные коттеджи. Такой подход позволил приблизиться к масштабу сложившегося города, способствовал гармоничному сочетанию нового и старого.

Коттеджи, имеющие квартиры на двух уровнях, располагают внутренними двориками. Это соответствует сложившимся у местного населения требованиям к жилью.

В 1985 году в Софии на международном конкурсе реализованных архитектурных проектов ташкентские зодчие зa разработку проекта застройки Хивы удостоены бронзовой медали. Оценка высокая, но вполне заслуженная.

И впредь будет делаться все, чтобы Хива сохранила свое лицо и стала образцовым центром туризма.

Но не только одним туризмом живы города-заповедники. Очень важно правильно определить направление развития их экономики. Она, конечно, не может ограничиваться реставрационными мастерскими и предприятиями местной промышленности. Этого мало. Требовалось главное предприятие. Современное. Но не наносящее ущерба гoроду-заповеднику. И, конечно, хорошо, когда профессии рабочих на таком предприятии как-то связаны с традициями местного населения.

Такое предприятие для Хивы нашли – ковровый комбинат.

Комбинат этот – единственное в своем роде в Узбекистане предприятие, выпускающее ковры машинного производства.

Самое интересное – узнать, как рождается орнамент и многоцветье ковра. Оказывается, делается это автоматически, по специально составленным программам. А они, в свою очередь, создаются на основе эскизов художников.

В Средней Азии ковроделие имеет давние традиции. Этот промысел был особенно распространен среди туркменских племен, а также в Бухарском и Хивинском ханствах.

В старые времена мастерица тратила на выделку одного квадратного метра не менее месяца. Поэтому для создания большого ковра женщины, как правило, родственницы, объединялись в группы. А вот сегодня одна ткачиха за смену вырабатывает 40-45 квадратных метров коврового полотна, которое, к месту сказать, по внешнему виду напоминает ковер ручного изготовления. Правда, рядом с современными машинами задачи у мастерицы более узкие, чем в старину. Ткачихе, например, нужно лишь следить за точностью хода технологического процесса, в частности, оперативно ликвидировать обрывы нитей. В былые же времена сама ковровщица выполняла и все подготовительные работы – готовила пряжу, заправляла станок и, главное – создавала, следуя традиции, рисунок ковра.

Теперь – это забота художников. Чтобы выполнить рисунок, который особым образом будет перенесен на программу для машины, художнику не обойтись только вдохновением и чисто профессиональными навыками. От него требуются также глубокие специальные знания по истории ковроткачества и его современному состоянию. Наконец рисунок готов.

В энциклопедии мира вошли понятия «хивинский рисунок», «хивинский узор», создававшиеся народными мастерами в течение столетий. Интерес к творчеству народных мастеров непреходящ. Поэтому неудивительно, что коллекции узбекских ковров имеются в Нью-Йорке, Стамбуле, других городах планеты.

Старики могут назвать лишь некоторых из мастеров прошлого века.

Один из них – знаменитый резчик по дереву Ата Палванов. С патриархом хивинских умельцев меня свели репортерские тропы. Во дворике обычного хивинского дома, куда меня привели знакомые, я увидел очень старого человека. В этом городе у него не было ровесников. Он пережил четырех ханов и две мировые войны.

Несмотря на преклонный возраст, он охотно рассказывал о своем мастерстве, вспоминал прошлое. Правда, выразил удивление тем, что ему уделяют столько внимания ученые и журналисты, а ведь он обыкновенный мастер.

Десятилетним мальчиком он взял в руки резец – начал помогать своему отцу Палвану Саттарову, слывшему в народе хорошим мастером (им исполнена резьба на части колонн во дворце Ташхаули, на дверях медресе Исламходжа). С 16 лет Ата Палванов начинает выполнять самостоятельные работы. В двадцать лет он уже опытный мастер, его приглашают во дворец хана вырезать двери, колонны, ворота...

Трудился Ата Палванов до глубокой старости. В 80 лет принимал участие в оформлении театра оперы и балета имени А. Навои в Ташкенте (им вырезаны двери малых фойе театра), в 85 лет украсил великолепным рельефом дверь здания вокзала в Ургенче, в 95 выполнил заказ дирекции выставок и панорам на резную дверь и резную колонну.

Однако самая известная работа мастера из Хивы – резная колонна на Международной выставке в Париже в 1937 году. Жюри выставки единодушно присудило ему за этот шедевр диплом первой степени и медаль «Золотая Звезда». К месту отметить, что его резные работы по дереву в ташкентском театре имени А. Навои были удостоены Государственной премии СССР.

Ата Палванов посылает внука Курамбая в дом. Вскоре мальчик возвращается с пухлой пачкой припорохов, видимо, лишь небольшой частью «делового архива» деда. Когда-то из этого своеобразного альбома рисунков мастер выбирал требуемый узор и переносил его на дерево. Делалось это с помощью кисейного мешочка с древесным углем. Им-то и велось припорашивание – перевод узора с трафарета на поверхность обработки.

Сад неземной красоты – так лаконично можно сказать о работах по дереву резчика Аты Палванова. На выполненных им рисунках вьются замысловатые побеги листьев, цветут удивительные цветы.

В Хиве растительный орнамент самый распространенный. Распространен он и во всей Средней Азии. Временем расцвета в нашем крае резьбы по дереву считается Средневековье – XIII – XV столетия. Но и в дальнейшем мастерство в области этого вида искусства по-прежнему оставалось высоким. Однако последние два столетия пальма первенства уверенно удерживалась Хивой. На каждой ее старой улице, в каждом памятнике архитектуры двери и резные колонны являют собой образцы истинного искусства. На них воспитывались многие поколения резчиков.

Выдающимся мастером считался дед Аты Палванова. Его опыт внук унаследовал сполна. Достались ему в наследство и семейные припорохи.

Старый мастер узловатыми руками протягивает мне один из припорохов, поясняет: «Это орнамент «айланма ислими» – типичный хивинский узор. Применяют его не только резчики по дереву, но и вышивальщицы, чеканщики, мастера, изготовляющие майоликовые плитки».

Узор – стилизованный рисунок растительных побегов – действительно прекрасный. Чрезвычайно выразителен, изящен и ритмичен.

Мой собеседник вспоминает предание, объясняющее популярность этого узора. Давным-давно воинам за проявленную храбрость стали разрешать вешать на двери своего дома щит. А хивинцы, надо сказать, всегда были отважными воинами. Вот почему теперь почти на каждой двери есть узор, напоминающий рисунок старинного щита.

Хивинский растительно-цветочный узор способен поразить своей живостью и разнообразием даже весьма подготовленного зрителя. Этот узор, считают специалисты, принадлежит к числу самых выдающихся проявлений среднеазиатской орнаментики и органично выражает самую сущность архитектурного декора Хивы.

Вот о подобных Ате Палванову мастерах нашего края Борис Лавренев писал: «...художники сумели создать такую сложную, такую изумительную красоту хитрейших узоров, сплетений и фигур, такой водоворот сверкающих красок, который до сих пор не превзойден искусством какой бы то ни было pacы или эпохи».

– Что самое трудное в деле резчика? – спрашиваю Ату Палванова.

– Найти подходящее дерево, – отвечает аксакал.

Для резьбы, считает он, лучшим деревом является карагач особого, не дающего трещин, сорта. Это самый совершенный материал на колонны. Для дверей же, по мнению старого мастера, нет красивее дерева, чем урюк. Он в столетнем возрасте дает древесину благородного красного цвета. Используют резчики арчу, орех, чинару...

Обычно мастера приглядывают дерево не на базаре, а на корню. В старые времена за хороший карагач приходилось платить цену двух-трех коров.

Ата Палванов, как и его дед и отец, никогда не резал свежесрубленное дерево. Материалу надо дать вылежаться – иногда до десяти лет. Важна любая мелочь, даже укладка на сушку. Ствол, например, следует ставить вертикально, тогда просушка будет более равномерной. Распиливали дерево на доски обычно весной, чтобы данную партию пустить в дело не раньше осени.

В наборе инструментов мастера до трех десятков резцов разных типов и размеров. Самый широкий из них – десятимиллиметровый.

Хивинская резьба по дереву, как и вообще резьба в нашем крае, – плоскостная. Глубина рельефа от двух до тридцати миллиметров. Есть резьба бесфоновая и с углубленным фоном. Последняя выполняется в один план, иногда – в два, совсем редко – в три. Такой резьбой, самой сложной, и прославился Ата Палванов.

На обработку колонны в среднем требуется месяц, двери – полтора.

Готовое изделие необходимо пропитать раскаленным хлопковым маслом. Тогда материал со временем приобретет красивый темный оттенок, лучше будет переносить перепады температур и дожди. В Узбекистане, в том числе и в Хиве, не применяется окрашивание, так как высоко ценится естественная красота дерева.

Чародей деревянного кружева по-доброму улыбается, хотя своей беседой я, видимо, его утомил. Прощаемся. Больше с Атой Палвановым я не встречался. Он умер в возрасте 105 лет, оставив в наследство людям изумительные пo тонкости работы, способные околдовать своей изысканностью и безупречностью даже самого придирчивого критика.

Ушел из жизни патриарх резчиков, и, естественно, возникло опасение – не оборвалась ли тонкая нить преемственности поколений мастеров? К счастью, этого не произошло. Знаменитый мастер оставил учеников. Один из них – Сафо Багбеков – стал посвящать в секреты мастерства целую группу подростков. Подобные своеобразные школы в городе организованы по чеканке, резьбе по ганчу и камню, другим видам древних ремесел в связи с превращением Хивы в архитектурный заповедник.

Опыт старых мастеров при реставрации памятников зодчества оказался бесценным. Его, например, использовали при создании печи по производству квадратных кирпичей – именно из таких каменных кубиков складывались здания в средние века. Еще более сложным делом было восстановление секретов технологии изготовления майоликовых плиток. Выручил Давлет Бекчанов. Старый мастер для такого производства отыскал залежи подходящей глины. Для этого ему пришлось объехать все низовья Амударьи, пока он не напал на сырье, которым пользовались eщe в средние века. Очень много сил и времени аксакал затратил и на поиски режима обжига плиток. В этом деле ему помогали сыновья Камал и Аман. Трудности возникли из-за того, что в наши дни полностью воссоздать технологию прадедов уже невозможно, и в этом не всегда есть и смысл.

Конечно, реставраторам активно помогали не только аксакалы. В поиск включились химики, инженеры, востоковеды, археологи, историки... Общими усилиями удалось проникнуть в тайны древних мастеров и наладить производство старинных строительных материалов.

Стало модным приспосабливать старинные постройки под современные нужды. He избежала этого поветрия и Хива.

Использование старых зданий в заповедной зоне для нужд туризма повлекло за собой изменение режима эксплуатации всей территории, ведь обслуживание путешественников требует создания соответствующих бытовых и культурных объектов.

Опыт Хивы, как и многих других старинных городов, позволяет сделать вывод: вторгаться строителям на территорию архитектурного заповедника надо с величайшей осторожностью. Вот где необходимо неотступно придерживаться народной мудрости «семь раз отмерь, один раз отрежь». Если думать только о коммерческом успехе, о прибыли, то вряд ли можно ожидать добра.

Что же касается расположения туристских комплексов, то, по мнению многих ведущих архитекторов, для их строительства всегда можно найти место на достаточном удалении от исторических памятников. С этим, мне кажется, нельзя не согласиться.

Среди любителей экзотики и поклонников старины находится немало людей, занимающихся не совсем безопасным для памятников зодчества хобби. Я имею в виду тех, кто привык увозить с собой с исторических руин на память камушки.

В связи с этим мне вспомнилась легенда. В годы борьбы за независимость Греции турки, осажденные в Акрополе, стали разламывать древние камни, чтобы использовать скрепляющий их свинец для ружей. Греки, узнав об этом, направили парламентера с предложением: «Мы вам пришлем пули, только прекратите разрушать Акрополь». Возможно, что рассказанное – плод фантазии. Но пафос этой легенды близок и нам. И нам также дорог каждый камушек – живой свидетель тайн истории. И те, кто посягает на всенародное достояние, вызывают в нас чувство возмущения.

Конечно, турист, отламывающий кусочек камушка от архитектурного шедевра, достоин всяческого порицания. Но не менее опасны, как это ни парадоксально, бывают и те, кто призван сохранять старину – реставраторы.

Реставраторы, это надо подчеркнуть особо, бывают разные. Под видом укрепления старинного сооружения иногда полностью обновляются его формы, постройка насыщается бетонными плитами и тому подобным. Необходимости в этой суперреставрации зачастую нет. Гораздо целесообразнее что-то лишь укрепить, законсервировать. Но такая работа более кропотливая и с точки зрения ее объемов менее выгодная. В оценке труда реставратора, как и строителя, в последние годы главную роль играет, увы, пресловутый вал. Сделать соответствующий объем, значит, обеспечить себе надежный доход. Отсюда деляческий подход к реконструкции, снижение ее качества.

Появился даже термин – перманентная реставрация. Некоторые деятели выдают ее за достижение, дескать, они постоянно следят за сохранностью архитектурного памятника. Суть же в том, что пока продолжают на объекте крепить майоликовые плитки, их первые ряды успевают растрескаться или же отвалиться! И, как говорится, начинай все сначала. А между тем рядом все eщe спорит с голубизной неба плитка, уложенная старыми мастерами сотни лет назад!

Качество реставрации – проблема не только хивинская. Она не менее актуальна для Самарканда, Бухары, других древних городов Востока.

В районе мавзолея Пахлавана Махмуда, по мнению московских архитекторов, настолько все зареставрировано, что уже и не поймешь, где было старое, а где – новое, где их границы.

А почему нельзя оставлять нетронутыми старые деформированные участки кладки? Почему, наконец, не имитировать старые камни, трещины, шрамы? Ведь все это помогает воссозданию атмосферы древности.

Весьма спорными, с моей точки зрения, являются так называемые расчистки подходов к памятникам. Эти работы проводятся якобы для того, чтобы создать более интересные аспекты экспозиции, открыть памятники для лучшего обзора.

Своими сомнениями я поделился с доктором архитектуры Иосифом Исааковичем Ноткиным и нашел в его лице союзника.

– Старинные ансамбли после расчисток, действительно, можно рассматривать с любой точки зрения, они предстают перед зрителем как на макете, – говорит мой собеседник. – Но при этом утрачивается масштаб, ломается вся сложившаяся система восприятия. А она, надо отметить, была продуманна, отличалась гораздо большей сложностью, чем нам сегодня порою может показаться, строилась на контрастах, на смене неожиданных точек зрения. Окружавшая же ансамбли паутина улочек располагала регулярными площадями. Яркий пример – самаркандский Регистан. После расчистки вокруг старинного архитектурного ансамбля его можно обойти, вся окружающая территория благоустроена, разбиты скверы, однако что-то весьма существенное оказалось утраченным, памятники воспринимаются совершенно иначе, менее величественно. Это результат, считаю я, упрощенного подхода к реставрации.

Свои взгляды на реставрацию ученый-архитектор выразил в белых стихах:

Оставьте стариков-чеканщиков

в их стapых нишах-мастерских.

Оставьте гулкий перезвон ударов

молотка по жаркому металлу.

Оставьте хоть кусочек

старого базара, где можно заказать или купить

от люльки яркой до полотна со знаками печали.

Оставьте каждой старине

лишь улочку и два-три тупика, как пенсию за долгий,

безотказный труд, как орден за мужество и стойкость.

Умерьте, наконец, коллеги,

свой узкий практицизм, и в этом, мастера панельных стилей,

свершится честно ваш великий историзм.

Любовь – мой труд и помыслы мои!

Мне мир не нужен, если нет любви!

 

От узкого практицизма в первую очередь страдает среда обитания наших предков – старое жилье, составляющее фон уникальным сооружениям.

– Перед нами не просто жилые дома, – подчеркивает мой собеседник. – Это, как правило, настоящие произведения строительного искусства, живые свидетели ушедшей жизни, связующее звено настоящего с прошлым.

 

Конструктивную основу хивинского дома составляет однорядный деревянный каркас, заполненный сырцовым кирпичом. Такого типа жилища широко распространены в нашем крае. Однако в отличие от бухарского, самаркандского или ферганского жилища принцип планировки, сочетание и объемное построение летних и зимних помещений, их ориентация и отделка в хивинском варианте совершенно оригинальны. Каждый из таких домов имеет террасу на колоннах – айван, всегда открытый с одной – северной – стороны.

Айван устраивается высоким. Это обеспечивает мягкое рассеянное освещение интерьера и вертикальный ток воздуха. Поэтому во внутренних двориках хивинских домов даже в самую жару всегда достаточно прохладно.

Украшением жилища являются покрытые искусной резьбой деревянные колонны айвана, резные двери, решетки (панджара) и в некоторых домах с окнами в наружных стенах – подъемные ставни.

Можно зайти в любой миниатюрный дворик (они такие из-за ограниченности земельной площади в городе) и увидеть резную колонну, которую не постеснялся бы выставить в своей экспозиции Эрмитаж, Лувр, любой крупнейший музей мира. Но эта колонна может оказаться окрашенной масляной краской или в нее уже забиты гвозди для крепления бельевой веревки. Хозяева дома, увы, не всегда имеют представление об истинной ценности окружающих их вещей.

Внутреннее устройство старого типа хивинских домов было рациональным для своего времени. Но оно непригодно для жизни в наши дни – ведь людям надо обеспечить комфорт конца XX века, естественно, при сохранении всех ценностей прошлого.

Задача противоречивая и на первый взгляд трудноразрешимая. Здесь вопросы и канализации, и отопления, и тому подобное. Взять хотя бы отопление. Оно во все века осуществлялось в Хиве по-черному, то есть самым архаичным способом. В наши дни в домах стали появляться печи. Но в целом проблему надо решать – ведь для нормального обитания, с точки зрения двадцатого века, такое жилье, в котором комфортно только летом, использовать уже нельзя.

Сторонники радикальных мер готовы пустить все эти домики вместе с резными колоннами и дверями под нож бульдозера. Это означало бы оголить и обеднить Хиву, лишить ее древнего колорита.

– Какой же выход?

– Надо реконструировать, – отвечает Иосиф Исаакович Ноткин, – при этом придется заниматься конкретно каждым домом в отдельности, типового подхода не существует. Но дело осложняется тем, что каждый дом – частное владение. Есть у хозяина достаток – он приспосабливает свое жилище к современным условиям, нет – дом просто ветшает. Можно пойти двумя путями. По первому – выкупать, а потом делать все, что посчитаем необходимым: сносить или приспосабливать для общественных нужд. Второй – использовать опыт некоторых западных стран – давать этим домам охранные грамоты, контролировать их текущий ремонт, помогая его осуществлять. Дом остается частным, но вводятся определенные ограничения по реконструкции eгo фасада.

После сноса непригодных жилищ или недавней самодельной застройки нельзя оставлять в древнем городе пустыри. По мнению И. И. Ноткина, на этих местах следует возводить заново каркасные дома в традиционном стиле народного зодчества. В них можно разместить мастерские по производству сувениров или организации по обслуживанию туристов.

Проблема сохранения творений народного зодчества актуальна не только для Хивы. В связи с большим размахом работ по строительству и реконструкции повсюду – в городах и кишлаках республики – из года в год гибнут прекрасные образцы народной узбекской архитектуры. Необходимы заповедники и музеи народного зодчества. Вопрос такой писатели и ученые Узбекистана не раз поднимали.

Известный исследователь старины академик Академии наук УзССР Г. А. Пугаченкова в одной из своих статей писала: «Чистый практицизм не должен заслонять главного: чудесные создания народного гения прежде всего должны служить целям эстетического воспитания, поднимать чувство национальной гордости, побуждать у современных зодчих, художников-монументалистов и прикладников стремление к созиданию нового, которое было бы не менее прекрасным, чем созданное их далекими и непосредственными предшественниками».

 

Журнал "Звезда Востока" - 2/2023