Литературная гостиная музея С. Юдакова: "И МУЗЫКА, И СЛОВО…"

Гости, собравшиеся в уютной литературной гостиной ташкентского мемориального музея композитора Сулеймана Юдакова, завороженно слушают музыкальные фрагменты… Что ж, это вполне ожидаемо для «музыкального» музея. Только вот тема вечера, организованного в рамках работы ЛиТО «Данко» при Русском культурном центре Узбекистана, звучала вполне литературно – «К 130-летию со дня рождения поэта Осипа Мандельштама».

За фортепиано – Галина Зазулина, она создает атмосферу музыкального салона начала ХХ века: звучат фрагменты произведений Бетховена, Баха, Шуберта, других выдающихся композиторов, горячо любимых замечательным поэтом, прозаиком, переводчиком и литературным критиком Осипом Эмильевичем Мандельштамом, юбилей которого отмечается в текущем году. Увлекательную лекцию о большом значении музыки, искусства исполнительства для этого автора подготовила и прочитала Фарида Бобрик.

Осип (Иосиф) Эмильевич Мандельштам родился 2 (по новому стилю 14, по некоторым данным – 15) января 1891 года в Варшаве.

Его отец был мастером перчаточного дела, состоял в купцах первой гильдии, а мать была музыкантом.

В 1896 году семья была приписана в Ковно, а в 1897 году переехала в Петербург.

Осип получил образование в Тенишевском училище (окончил его в 1907 году), российской кузнице «культурных кадров» начала XX века. В 1908 – 1910 годах учился в Сорбонне и Гейдельбергском университете. В Сорбонне посещал лекции А. Бергсона и Ж. Бедье в «Collège de France». В промежутках между зарубежными поездками бывал в Петербурге, где посещал лекции по стихосложению на «башне» у Вячеслава Иванова.

К 1911 году семья будущего поэта начала разоряться, и его обучение в Европе стало невозможным. В сентябре 1911 года он был зачислен на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, где обучался с перерывами до 1917 года, но курс не окончил.

Первая публикация стихов – в журнале «Аполлон» в 1910 году. С ноября 1911 года регулярно участвовал в собраниях Цеха поэтов. В 1912 году вошел в группу акмеистов. Его поэтические поиски этого периода отразила дебютная книга «Камень» (три издания: 1913-го, 1916-го и 1923-го годов, содержание менялось). Находился в центре поэтической жизни, регулярно публично читал стихи.

После 1917 года работал в газетах, Наркомпросе, много ездил по стране и выступал перед публикой.

Стихи 1916 – 1920 годов составили вторую книгу «Tristia» («Скорбные элегии», заглавие восходит к Овидию), вышедшую в 1922 году. В том же году издана отдельной брошюрой его статья «О природе слова». В 1923 году увидела свет его «Вторая книга» стихов.

С мая 1925 года по октябрь 1930 года – пауза в поэтическом творчестве. В это время писалась проза, и к созданному в 1923 году «Шуму времени» прибавилась варьирующая гоголевские мотивы повесть «Египетская марка» (1927 год). На жизнь зарабатывал стихотворными переводами.

В 1928 году напечатаны его последний прижизненный сборник «Стихотворения», а также книга избранных статей «О поэзии».

Своей тягой к «мировой культуре», эллинизму, европеизму О. Э. Мандельштам резко контрастировал с тогдашней практикой «критического реализма». Поэтому в 1933 году сразу в двух газетах и журнале «Звезда» вышли разгромные статьи в связи с публикацией мандельштамовского «Путешествия в Армению». Ответным шагом Осипа Мандельштама на эту травлю стало написание в ноябре того же года антисоветской эпиграммы «Мы живем, под собою не чуя страны…», которую он прочел приблизительно пятнадцати слушателям. Кто-то из «друзей» донес на Мандельштама. Началось следствие по его делу. В ночь с 16 на 17 мая 1934 года Мандельштама арестовали. Уже 26 мая он был осужден на ссылку в Чердынь (Пермский край). Супруги Осип и Надежда Мандельштамы прибывают в Чердынь 3 июня и временно поселяются в больнице, из окна которой вскоре выбросился Мандельштам (остался жив).

По ходатайству одного из высокопоставленных знакомых Мандельштамам разрешают переехать в Воронеж, где время от времени Осип Эмильевич подрабатывал в газете и театре.

В мае 1937 года закончился срок ссылки, и поэт получил разрешение выехать из Воронежа. Он с женой возвратился ненадолго в Москву (вопреки запрету), что послужило поводом для его повторного ареста. Это произошло в ночь с 1 на 2 мая 1938 года в профсоюзной здравнице «Саматиха» (Егорьевский район Московской области). 2 августа 1938 года О. Э. Мандельштама приговорили к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере.

27 декабря 1938 года Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере под Владивостоком от сыпного тифа.

Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года – в 1956 году, по делу 1934 года – в 1987 году.

На музыкально-поэтическом заседании литобъединения «Данко» его постоянная участница Фарида Бобрик в своем тридцатиминутном докладе остановилась на влиянии музыки на поэтическое и прозаическое творчество Осипа Мандельштама. «Данковцы» узнали о том, что его мать, Флора Осиповна (Овсеевна) Мандельштам, урожденная Вербловская, была пианисткой и обучала старшего сына (а были еще у нее сыновья Александр и Евгений) игре на фортепиано. Так что и во взрослые годы Осип Мандельштам, по заверению Нерлера, вполне мог «вдруг присесть к инструменту и запросто, с лету, спонтанно наиграть сонатину Моцарта или Клементи, или что-то еще, занадобившееся к разговору». Или же «пропеть» в прозе «Египетская марка» осанну нотописи: «Нотное письмо ласкает глаз не меньше, чем сама музыка слух. Черныши фортепианной гаммы, как фонарщики, лезут вверх и вниз. Каждый такт – это лодочка, груженная изюмом и черным виноградом.

Нотная страница – это, во-первых, диспозиция боя парусных флотилий; во-вторых – это план, по которому тонет ночь, организованная в косточки слив.

Громадные концертные спуски шопеновских мазурок, широкие лестницы с колокольчиками листовских этюдов, висячие парки с куртинами Моцарта, дрожащие на пяти проволоках, ничего не имеют общего с низкорослым кустарником бетховенских сонат.

Миражные города нотных знаков стоят, как скворешники, в кипящей смоле. Нотный виноградник Шуберта всегда расклеван до косточек и исхлестан бурей. Когда сотни фонарщиков с лесенками мечутся по улицам, подвешивая бемоли к ржавым крюкам, укрепляя флюгера диезов, снимая целые вывески поджарых тактов, – это, конечно, Бетховен; но когда кавалерия восьмых и шестнадцатых в бумажных султанах с конскими значками и штандартиками рвется в атаку – это тоже Бетховен.

Нотная страница – это революция в старинном немецком городе.

Большеголовые дети. Скворцы. Распрягают карету князя. Шахматисты выбегают из кофеен, размахивая ферзями и пешками.

Вот черепахи, вытянув нежную голову, состязаются в беге – это Гендель.

Но до чего воинственны страницы Баха – эти потрясающие связки сушеных грибов.

А на Садовой у Покрова стоит каланча. В январские морозы она выбрасывает виноградины сигнальных шаров – к сбору частей. Там неподалеку я учился музыке. Мне ставили руку по системе Лешетицкого.

Пусть ленивый Шуман развешивает ноты, как белье для просушки, а внизу ходят итальянцы, задрав носы; пусть труднейшие пассажи Листа, размахивая костылями, волокут туда и обратно пожарную лестницу.

Рояль – это умный и добрый комнатный зверь с волокнистым деревянным мясом, золотыми жилами и всегда воспаленной костью. Мы берегли его от простуды, кормили легкими, как спаржа, сонатинами…».

В стихах Мандельштама о музыке его вкусы, сложившиеся не без влияния матери (та неутомимо водила детей на концерты), высвечивались не менее изощренно.

На посвященном поэту-юбиляру вечере прозвучало немало музыкальных «вставок» в плотное полотно цитат о музыке и ее исполнителях. Тень их великого автора, казалась, парила рядом с висящим на стене гостиной музея портретом другого гения – композитора Сулеймана Юдакова.

Прослушанный доклад своим вдохновенным сообщением об особенностях поэтики Осипа Мандельштама дополнил руководитель ЛиТО «Данко» член Союза российских писателей, поэт и эссеист Алексей Кирдянов.

– Мандельштам писал стихи «с голоса», то есть проверял на созвучность каждую строку, и если «звукопись» не казалась ему гармоничной, строку забраковывал, – поясняет А. Кирдянов. – Еще важной особенностью стилистики Мандельштама является очень широкий ассоциативный ряд в каждом стихотворении – культурные слои могут соседствовать очень произвольно, это во многом проявление внутренней духовной свободы.

Некоторые наиболее известные и любимые многими стихотворения О. Э. Мандельштама зачитали А. Кирдянов и Г. Багдасарова.

«Данковцы» – гости музея поделились впечатлениями об услышанном, при этом было отмечено, что желательно докладчиков слушать без отвлечения на чаевничание. В связи с этим стоит напомнить, что чаепитие в «Данко» начинается лишь после перерыва, в 17.30. До этого просьба не шуметь и не мешать выступающим.

Затем о вышедшей недавно своей книжке стихов «С любовью к вам» рассказала бард Ольга Абишева, кое-что из нее она прочитала. Также из этой книжки представила три стихотворения прозаик Мунира Бабаярова.

Образцами собственного стихотворчества поделились также другие гости музея – А. Кирдянов, Г. Багдасарова, Т. Грушина, С. Мартыненко, Е. Абалян, Г. Зазулина, Р. Каримова, А. Чембарисова.

В целом заседание ЛиТО «Данко» прошло очень волнительно; оно надолго запомнится крепким, волшебным по силе воздействия на слушателей слиянием «и музыки, и слова» (цитата из стихотворения О. Мандельштама «Silentium»).

 

 

* * *

Из стихотворений, прозвучавших на заседании ЛиТО «Данко»:

 

Осип Мандельштам (1891 – 1938)

 

БАХ

Здесь прихожане – дети праха

И доски вместо образов,

Где мелом, Себастьяна Баха,

Лишь цифры значатся псалмов.

 

Разноголосица какая

В трактирах буйных и в церквах,

А ты ликуешь, как Исайя,

О рассудительнейший Бах!

 

Высокий спорщик, неужели,

Играя внукам свой хорал,

Опору духа в самом деле

Ты в доказательстве искал?

 

Что звук? Шестнадцатые доли,

Орга’на многосложный крик –

Лишь воркотня твоя, не боле,

О несговорчивый старик!

 

И лютеранский проповедник

На черной кафедре своей

С твоими, гневный собеседник,

Мешает звук своих речей.

1913

 

* * *

Золотистого меда струя из бутылки текла

Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:

«Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,

Мы совсем не скучаем», – и через плечо поглядела.

 

Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни

Сторожа и собаки, – идешь – никого не заметишь.

Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни,

Далеко в шалаше голоса – не поймешь, не ответишь.

 

После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,

Как ресницы – на окнах опущены темные шторы.

Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,

Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.

 

Я сказал: «Виноград, как старинная битва, живет,

Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке,

В каменистой Тавриде наука Эллады, – и вот

Золотых десятин благородные, ржавые грядки».

 

Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.

Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.

Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, –

Не Елена, другая, – как долго она вышивала?

 

Золотое руно, где же ты, золотое руно?

Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

1917

 

Алексей Кирдянов (г. Ташкент)

 

15 ЯНВАРЯ

Все валится из рук

в надтреснутом пространстве.

Бесснежная зима

дождлива и долга.

Я, кажется, навек

приговорен к молчанью.

За стенкой веселы

чужие голоса.

 

Все валится из рук –

из памяти и сердца.

Разбит на черепки

спокойствия мотив.

Секунда умерла,

застыв на циферблате.

А в комнате висят

свинцовые шаги.

 

Все валится из рук –

и книга, и расческа.

Заброшены в столе –

ненужные – стихи.

За окнами – «сентябрь»,

как нудная простуда.

Когда-то в этот день

родился Мандельштам.

1991

 

Алексей РОМАНОВ

Фото Татьяны ГРУШИНОЙ